– Меня удивляет ваша грубость, Фридрих! – сказал он. – Вы забываете, что находитесь в моем доме, и обижаете моих гостей…
– Прошу меня извинить, мистер, – и Фред чуть-чуть наклонил голову, – но вы видели, что меня вызвали на это.
Все задвигались, кто-то громко крикнул:
– Что с ним церемониться! Да он не из наших…
Бильярдная наполнилась глухим ропотом, ругательствами, визгливыми угрозами. Энгельс, переждав гам, ледяным тоном, сквозь зубы проговорил:
– Никогда не обольщался мыслью быть «вашим», господа. Я действительно овца не вашего стада…
Нелюбезный Якоб презрительно усмехнулся:
– В Париже уже был один граф, который отказался от богатства, титула и вел борьбу против своих…
– Да, был, господин Якоб! Его имя – Анри Сен-Симон. Возможно, моя судьба будет схожей с его…
Мистер Джек развел руками и сделал шаг к Фреду:
– Но, дорогой Энгельс, зачем вы взваливаете на себя такую тяжелую ношу? Что вам мешает чувствовать себя «нашим», какой вы в конце концов и есть? Разве ваш отец не дружит с нашими отцами?.. Разве вам недостает уважения или вы беспокоитесь за свое будущее?..
Фридрих поднял голову и медленно обвел всех взглядом. Лица давно знакомые и хорошо известные. Он знает, что начатый разговор почти бесполезен. Вряд ли эти маменькины сынки, эти завтрашние дельцы способны понять его порывы! И все-таки он чувствует, что должен высказаться, обязан ответить, разъяснить им наконец со всей прямотой, что отделяет его от них.
– Как вам объяснить, господа, – голос его резко раздавался в тишине, – вопрос этот большой и сложный. Мне понятны ваше недоумение и ваша ярость. Во мне вы видите вероотступника, человека, который не дорожит своим происхождением. Я сознаю, что являюсь плохим сыном и еще более плохим вашим приятелем. Но что поделать, не могу быть другим… Еще в детстве я возненавидел профессию и дела отца. А это ведь дела и ваших отцов. В отличие от меня, вам нравятся их занятия, и вы готовитесь их продолжить. В этом ваше предназначение, и оно вполне устраивает вас и, более того, делает счастливыми. Со мной все обстоит иначе. Я совсем не хочу стать фабрикантом, торговцем или даже комиссионером. Моя жизнь в книгах. Некоторые из вас бывали в нашем доме и видели их. Я стремлюсь к совершенствованию духа, к постижению красоты великих мыслей и глубоких чувств. Без сомнения, это будет нелегким делом. Надо много учиться, читать, чтобы что-то познать. И должен вам признаться, я занимаюсь почти непрерывно, сутками напролет. Вы считаете литературу несерьезным делом, потерей времени. Для меня же, наоборот, она источник мудрости и совершенства. Мне становится скучно, когда я слушаю ваши разговоры о сделках, лошадях и собаках. А вы переминаетесь с ноги на ногу и ковыряете в носу, если я пытаюсь ввести вас в мир поэтических видений. И тут нет ничего удивительного, господа. Просто мы разные люди. Хотя мы имеем одинаковое происхождение, нас разделяет глубокая пропасть. Разве так уж важно, где ты родился и кто дал тебе имя? Нет, важнее другое – о чем ты думаешь, что волнует тебя и для чего ты живешь. Кто сказал, что происхождение обязательно определяет призвание и духовную жизнь человека?! Разве пример с упоминавшимся уже здесь графом Сен-Симоном не говорит об обратном? Титулы не всемогущи, они не всегда в состоянии сковать мысль, изменить природу. Так что пусть мое имя и мое происхождение не вводят вас в заблуждение… Ваша жизненная задача неизмеримо легче, господа. Вы должны идти по стопам отцов, продолжать их дела и повторить их роли. Моя – намного сложнее и дьявольски трудная. Я должен не только отойти от отца, но и проложить в жизни свою тропу. Это как раз то, что и разделяет меня с вами, превращает в вашего недруга и антипода…
Слова Энгельса приводят в растерянность молодых господ. Как всегда, он заставляет внимательно слушать. Уже никто не шумит и не кричит – все в его магической власти. Один только Джек все еще петушится, пытается возражать, возбужденно утверждает, что Фридрих не прав, что он находится под влиянием идей тех самых простолюдинов, с которыми дружит, что его рассуждения об отсутствии связи между происхождением и призванием человека совершенно произвольны и неосновательны…
– Вы правы, мистер, – быстро ответил Энгельс, – даже в большей степени, чем можете предположить. Иначе как можно объяснить этот не совсем приятный спор. Вы только что говорили о простолюдинах и их идеях. Но давайте уточним: кого вы подразумеваете под простолюдинами? Рабочих? Служащих?..
– Их, конечно, но и еще кое-кого… – с кислой гримасой проговорил молодой Эрих.