В конце Седьмой луны отец стал временами приносить чьи-то письма мне, велел читать и мне их и даже отвечать на них. Тем, кого он счёл достойными переписки со мною. Уже настаивал, чтоб отвечала тем господам.
- Чтобы эти господа не сочли тебя жестокосердной, – говорил он.
- А другие сочтут, – заметила я из-за разделявшей нас ширмы.
- Что нам до них? – проворчал мужчина.
- Но отец, разве не мечтаешь ты, чтобы я отправилась во дворец? – спросила я растерянно, - К чему мне отвечать этим господам? Вдруг они будут слишком сильно мечтать обо мне?
- Чтоб они больше говорили о тебе, чтоб больше хвалили тебя, - ответил мой господин, степенно обмахиваясь красивым веером, - Тогда и наследник престола сочтёт тебя интересной. Но, прежде чем передать письма служанкам, приноси их показать мне. Я прослежу, чтобы ты отправляла только написанное изящным почерком, на достойной бумаге.
- Но… мой господин… А вдруг кто-то из этих мечтателей умрёт с тоски? Ведь у некоторых несчастных влюблённых и такая беда случается!
- О, если кто-то из них умрёт от безответной любви к тебе, то это даже скажется полезно для твоей репутации, - отец усмехнулся вдруг, - Вполне естественное дело, чтоб из-за самых лучших красавиц и из-за лучших поэтесс страны мужчины в тоске умирали.
- Так выходит, что красота может быть опасной? – я тяжко вздохнула.
- Но красота её благоуханием и мелодией талантов делает нашу жизнь красивее, - хозяин усадьбы опять улыбнулся, - Так почему бы ей и не быть опасной? Да, пожалуй, чем она опасней, чем дорога к сердцу красавицы сложней, тем и интереснее мужчине стремиться к ней.
Он был очень расчётлив, мой родитель. Да и понятно: кто из аристократов не мечтает стать отцом любимой жены императора? Дочек в цветочной столице много, быть может, микадо разделит сердце между ними всеми или частью из них. Но, впрочем, я помнила, что наследником станет только один из сыновей будущего императора. Так веками случалось, что трон доставался только одному из детей прежнего императора. Разве ж это мой сын будет?.. И потому мечтою отправиться служить микадо я не горела.
Шла Восьмая луна. Всё ещё было жарко и сухо. Трудно было уснуть из-за постоянного звона цикад. Вместо того, чтобы спать, людям оставалось наслаждаться их трескотнёй. Ведь если вслушаться в пение цикад и найти в нём хоть какую-то долю красоты, им можно наслаждаться, избавившись от гнева. Выходить на улицу совсем не хотелось – моя нежная кожа сразу же могла обгореть на солнце. И, пользуясь тем, что женщинам положено большую часть жизни проводить внутри дома, я этим правом наслаждалась. А вот отцу и другим родственникам из мужчин приходилось выходить – на службу в императорский дворец или на встречи к приятелям.
Звуки цитры
И шелест сосновых
Ветвей – ветерок.
Под музыку эту
Цикада поёт.(10)
Приближалось время тайфунов. Люди становились более нервными. Впрочем, жара в этот год была ужасная, так что, пожалуй, тайфунов даже ждали с надеждой, ведь они могли пополнить запасы воды. А будет больше воды – и будет больше урожай риса и мандаринов.
Люди лакомились блюдами из угрей.
Аристократы воспевали метёлки мисканта и цветущие кусты хаги, всё чаще стали рассказывать стихи про улетающих диких гусей и крики оленей в горах. Или кто-то в доме был влюблён?..
Осенние поля
Оделись.
Качаются метёлки мисканта,
Рукавами машут,
Манят, зовут.(11)
А впрочем, я жила, не зная любовных терзаний, не ведая горя, всегда сыта и нарядно одета. Служанки исполняли все мои скромные просьбы. Я помнила, что лично у меня нету своих сокровищ, а то, что мне дарили отец и его жёны – это было их благодетельностью или вежливостью, делом их доброй воли, но не их обязанностью.
Отец подыскал мне свитки с повестями. Я читала истории, разглядывала картинки к ним. Повесть о прекрасной Отикубо. Повесть о дупле. Торикаэбая-моногатари. Записки у изголовья. Свежие свитки с Повестью о Гэндзи...