Мне казалось, что так всегда и будет. Но я уже привыкла к жизни в столице. И без возлюбленного мне вполне спокойно жилось. Хотя, правда, иногда было всё же интересно, почему люди так торопились и так страдали, когда в их сердце просыпались те чувства, зовущиеся любовью?.. Но, впрочем, что повести, что две моих служанки болтливых не раз говорили, что боль часто следует по пятам за любовью. Так что влюбляться в кого-то я не торопилась. Или то – выбор самих богов?..
Осенний ветер
Доносит крики
Первых журавлей.
Чьё посланье
Они принесли?(12)
Однажды я играла в Го с Мурасаки, самой интересной и забавной из моих служанок. Вдруг со двора донёсся какой-то шум. Мы испуганно прислушались.
Молодой мужской голос кричал о состязании, о моём отце... Ох, что-то случилось с отцом! Говорят, сейчас его внесут в дом. Он даже ходить не в силах? Боги!
Я подобрала подолы одеяний, выскочила из дома, пробежала мой сад, чужой сад и подскочила к воротам. Вот какие-то люди внесли на руках моего отца. Лицо его исказилось от боли. Да что с ним? Отчего?..
Бросилась к отцу, что-то кричала ему... Кажется, просила не умирать. Нёсшие его чужие слуги и следовавшие за ними господа, изумлённо остановились, во все глаза разглядывали меня. Лицо родителя на сей раз исказилось от гнева. Запоздало вспомнила о приличиях. Ахнула, закрылась рукавом. И, спотыкаясь, придерживая одеяния другой рукою, бросилась в дом прятаться. Под ноги что-то попало. Я запуталось в полах кимоно. Упала. Было больно, но ещё сильнее были стыд и досада. Я не хотела огорчать моего отца!
Прибежали служанки, подняли меня, увели в дом. И, сетуя на мою неслыханную глупость, на моё потрясающе бесстыдное поведение, переодели в чистые одежды, обработали царапину на моей руке. Я то и дело спрашивала, как мой отец, сильно ли он пострадал, будет ли жить?.. Кто-то из служанок, вняв моим мольбам, то и дело уходил проверить. Но пока никаких внятных ответов не приносили. Неужели, он умрёт, как и мать? Не так давно он был не интересен мне, не нужен и вот – несчастье, а сердце моё кричит от горя, от страха за него.
Мои глаза увлажнились. Рукава, в которых прятала лицо, стали промокать от слёз.
Текуч, изменчив
Этот бренный мир.
Тело – лишь
Роса, повисшая
На летних травах.(13)
Служанки напрасно пытались меня успокоить. Я разозлилась от их ласковых слов, от уверений, что всё будет хорошо. Прогнала их всех, даже любимую мной Аой. Кормилица, впрочем, долго ещё сопротивлялась и не хотела покидать меня. Намного дольше, чем было прилично. Но она выкормила меня, она гладила мне волосы и рассказывала сказки, терпела мои шалости столько лет. Поэтому я на неё долго не гневалась. И попросила под конец уже с мольбой хоть на время оставить меня одну. И наконец добрая женщина всё же ушла из моей спальни.
Я долго лежала, задыхаясь от рыданий. Тревога мучила меня, разъедала моё сердце. Не выдержав, я поднялась. Вытерла слёзы. И побрела по зданию, прячась за ширмами, в то крыло, где находились покои отца. Не дойдя, испугавшись шума беготни и чьих-то взволнованных голосов, спряталась за одной из ширм. И стала вслушиваться, надеясь хоть что-то узнать о состоянии отца.
Я долго стояла, ничего не понимая. Сердце разрывалось от отчаяния и страха.
Неожиданно послышались шаги. Кто-то быстро шёл. По направлению к тому месту, где пряталась. И шаги были не женские лёгкие, а мужские, уверенные. Ох, я и так сегодня опозорилась! Что подумают обо мне люди, если я опять покажусь незнакомцу?.. Как долго будут говорить о моём легкомыслии, моём бесстыдстве, торжествуя от злости.
Метнулась. Надеясь скрыться, пробежала между ширмами. Сейчас будет заветный проход...
И натолкнулась на опередившего меня. Отшатнулась, запуталась в полах кимоно. И упала бы, не поддержи меня незнакомец. Невольно взглянула на него. У него была простая, ничем не примечательная внешность. Такими же были и его одежды. Брови выбриты, нарисованы точки выше. Цветная верхняя одежда – он невысокого ранга.
И вдруг молодой мужчина улыбнулся, показав почернённые зубы. Он был из знатной семьи.