Но когда наши взгляды встретились, сердце моё замерло на миг, а потом забилось очень быстро. Он держал меня осторожно и нежно. И смотрел на меня. О, боги, что я натворила! Показалась мужчине, оказалась близко к нему. И ничто не разделяло нас! Ни единой ширмы не было между нами! Если несчастье не убьёт моего отца, то известие о моём дрянном поведении точно это сделает! Или он разозлится и убьёт меня!
Рванулась, готовясь пинаться, кусаться и царапаться, если юноша не отпустит меня. Не важно, что дамы так себя не ведут!
Но незнакомец сразу же отпустил меня. Я подхватила одежды, чтоб не мешали бежать, и бросилась прочь. Запоздало мне полетело вслед:
- Вас не просто так назвали «Весною», госпожа Хару. Вы прекрасны, как сама весна!
Я добежала до моих покоев, забилась в какой-то тёмный угол. И до вечера просидела там, сжавшись в комочек. То ждала, когда набегут стайкой служанки и начнут укорять меня за новый дурной поступок, то тряслась, воображая, что тот юноша незаметно крадётся ко мне, то боялась, что вот-вот в комнату ворвётся разгневанный отец. Очень хотелось оказаться подальше от Киото, в каком-нибудь горном монастыре. Закрыться там в маленькой келье, до конца моей жизни молиться милосердному Будде, умоляя его о прощении. О, что я наделала! Что я наделала!
Вечером явилась моя кормилица и, подбадриваемая молоденькими служанками, вытащила меня из моего плохого укрытия. Я ждала упрёков, укоризны. Но им не было известно о моём проступке. К тому же, они принесли радостную новость: повреждения отца оказались не столь серьёзны, как остерегались ранее. Мой родитель выздоровеет. Он будет жить! Боги, какая радость: мой отец будет жить! О, как я благодарна вам, боги!
Меня накормили и, вняв моим мольбам, вновь оставили одну. Я легла на моё ложе, накрылась одеждами. И уснула бы, не подойди ко мне Аой со светильником. Свет, принесённый ею, нарушил полумрак у моего ложа. И к источнику света поодаль от меня добавился новый источник света. Как тут можно уснуть?..
А служанка опустилась возле меня на колени, около моего изголовья. Что там такое?.. Ох, а вдруг отец?..
Поднялась, взглянула на неё взволнованно. Но нет, Аой была спокойна. Она не выглядела бы такой спокойной, если бы скончался хозяин усадьбы. Да и слуги бы бегали, суетились. У моего господина было много слуг. Но тихо было сегодня. Значит, жив мой отец. Справится. Но зачем же посреди ночи ко мне явилась моя Аой?..
- Госпожа, прочтите это послание, – таинственно сверкая глазами, попросила молодая женщина. И пододвинула к моему изголовью поднос со свитком.
- Отец...
- Нет. Тот юноша, который случайно увидел вас и влюбился в вас.
Тот юноша? Боги! С тех пор, как я выскочила из-за ширм и налетела на него, он не успокоится и будет ежедневно слать мне любовные письма. А если ещё и умрёт от нераздельной любви и неугасимой страсти? К моим грехам добавится и грех за его смерть. Мало мне того, что я родилась женщиной, так ещё и это! А как довольны будут сплетники, как счастливы они будут, приговаривая: «Ах, какая жестокая! Ах, бессердечная!».
Отвернулась от любимой моей служанки, закрыла лицо рукавом. Она не отставала, молила взглянуть на послание, ответить.
- Иначе он будет думать, что вы, моя госпожа, жестокосердная! – предупреждала кормилица.
Аой и так, и эдак убеждала меня. И добилась-таки своего. Я согласилась взглянуть на это послание, а более – ничего. Забуду его строки, как строки иных, чьи письма читала прежде.
Бумага была красива: тёмная, с золотой пылью, но ещё красивее оказался его почерк:
«Если б достался мне напиток бессмертия, я взобрался бы на гору в провинции Суруга. Открыл бы сосуд и зажёг бы подаренную богами жидкость. Она горела бы вечно и так ярко, как горит теперь в моём сердце любовь к вам.
Не встретиться нам вновь!
К чему мне жить на свете?
Погас твой дивный свет.
Увы, напрасный дар –
Бессмертия напиток»(14)
В тех письмах, что я читала прежде, с принцессой Кагуя меня ещё не сравнивали. А его почерк... Как у человека, не примечательного внешне, может быть столь восхитительный почерк? О, у этого юноши должна быть необычайно тонкая душа!