- Напишите ему хотя бы строчку, госпожа! – умоляла Аой.
Видно, очень трогательно просил он её передать мне посланье. И, может статься, горячо очень умолял её заполучить хоть строчку ему в ответ от меня.
- Он сочтёт меня легкомысленной!
- Одну только строчку! Он будет очень счастлив! – не отставала от меня служанка.
Но на сей раз я не поддалась на её уговоры. Хотя мне и самой очень хотелось написать ему ответ. Ох, если я не отвечу, он подумает, что хотя бы крохи благоразумия у меня остались. О, что же я натворила! Что натворила сегодня!
Наступил 15-ый день Восьмой луны. Полная луна в это время года была особенно красива. Время, когда в каждой усадьбе Киото и даже во дворце господа любуются луной. Но хозяин нашей усадьбы был болен, и потому мы все, не сговариваясь, просили слуг нас не будить и даже собирались пораньше лечь спать или тихо-тихо любоваться прекрасным светилом из своих комнат.
Слуги ворчали, ведь как так, так было принято! Если мы некрасиво и тихо проведём эту чудную ночь, то как бы нас не засмеяли соседи! Слуги, увы, слишком много болтают. Но нашим слугам не хотелось уступать перед слугами других господ. Не имея своего богатства, слуги иногда хвастались роскошью своих хозяев и даже сравнивали их друг с другом. Если уж своими глазами покоев чужих не видели и празднеств – не всех же из них отправляли посыльными к соседям и на другие линии – так хотя бы обсуждали и сравнивали приготовления: сколько рулонов шёлка ушло, какой новой утвари прикупили, какие одеяния пошили, сколько заказывали молитв…
Мы всё же отпирались и праздновать не хотели. Мне даже пришло посланье от госпожи Северных покоев, чтоб в эту ночь я вела себя тихо и скромно – болеет наш господин, пускай отдохнёт спокойно.
Но кто-то из старых слуг нажаловался на дам поместья отцу. Что мы решили не отмечать это роскошное полнолуние. И хозяин мой велел слугам передать всем господам в усадьбе, чтобы не стеснялись отпраздновать ночь полной луны как можно прекрасней. И сам обещал выбраться из постели и сыграть нам что-нибудь на флейте.
И мы любовались луной всю ночь. Слагали стихи, услаждали слух музыкой. Отец ещё не должен был много ходить. Поэтому мы по очереди играли друг другу на инструментах – и в ночной тиши музыка долетала из одних покоев в другие, связывая наши души. Один смолкал и, чуть погодя, начинал играть другой. Вдвоём сразу играли только отец и госпожа из Северных покоев, дерзнувшая прильнуть к его пронзительной флейте нежными сочными переливами от струн своего кото.
И даже я сыграла.
Чужая служанка, которую я ещё не видела, принесла мне стих от отца на красивой светлой бумаге:
«В небе осеннем
Сияет луна.
Налились белым светом
Капли росы,
Жемчугами блестят»(15)
Я велела принести мне ещё светильников – и выбрала лист самой красивой бумаги, что у меня была, белой с золотыми блёстками, выданной родителем для особо торжественных случаев. Кому как не ему мне писать послание на бумаге с каплями золота?..
И я написала отцу стихотворение на ту же тему, из тех, что знала:
«Гуляет ветер
По полям осенним,
Бросает на землю
Капли росы, ожерельем
Застывшей на стеблях»(16)
Но, впрочем, ещё я хотела намекнуть, чтоб мой отец, когда поправиться, вновь зашёл ко мне, чтобы поговорить со мной. И только потом подумала, что он мог и решить, будто я требую у него новых подарков – и испугалась. Отец мой был ещё болен, он пострадал серьёзно, а я… Я будто бы дерзко требовала у него подарков!
Если не считать моего внезапного смятения, то это была чудная ночь, полная небесной красоты и музыки. И даже я решилась сыграть одну мелодию на кото, когда притихли другие музыканты, быть может, устав. И почти сразу же за мной повторило мою мелодию бива, кажется, принадлежавшее отцу. И сыграло сразу за тем иную мелодию, мне не знакомую. И тишина застыла между садов и зданий усадьбы как-то требовательно. Я велела Мурасаки принести мне и бива – и, стараясь играть как можно лучше, попыталась повторить ту мелодию, прежде совсем неизвестную мне.
Отец мой поправился – и даже зашёл с визитом в мои покои – он правильно истолковал намёк моего послания, что я мечтаю вновь его увидеть. Правда, сопровождающие его слуги и дары мне тоже принесли, поставили возле меня, прежде чем удалиться. Увидев подарки, я испуганно вскричала: