- Ваш супруг скоро прибудет! – рассмеялась та, что была полнее и ниже.
- Что?! – резко развернулась.
- Говорят: коли подвязки с хакама сами развязываются, значит, некий мужчина в тоске думает о вас! – девушка рот прикрыла рукой, - Или, может, кто-то уже влюблён в вас, госпожа?
Торопливо закрыла вспыхнувшее лицо просторным длинным рукавом, взмолилась:
- Ах, не шутите вы надо мной так!
И они испуганно притихли. Заизвинялись. А когда я чуть опустила руку, то увидела, что они робко сидят возле меня, опустившись на колени, виновато головы склонив. Я осторожно, боясь запутаться, опустилась на колени возле самой высокой из них, робко коснулась её плеч.
- Не волнуйтесь! Я вас прощаю. Что ж поделать, если есть такое поверье!
- Ах, какая вы добрая, госпожа! – выдохнула девушка с благодарностью. И, кажется, очень искренно.
Но, впрочем, она поднялась тут же, резко.
- Но нам надобно уже идти!
- Нам госпожу надо расчесать! – испуганно вскрикнула другая.
И торопливо, с поклоном протянула той, высокой, гребень.
Они тщательно расчесали мои волосы, рассыпаясь в похвалах их длине и густоте, хваля, что они такие прямые, красивые-красивые. И я поняла, что правы были мама и кормилица, которые заставляли меня беречь мои волосы, хотя за ними было так тяжело ухаживать. Сейчас я стояла в двенадцатислойном наряде, а волосы струились по моей спине и плечам почти до самых моих колен.
- Какая вы красивая! – восхитилась одна из девушек, отступив от меня с гребнем.
А может, им просто хотелось, чтобы я была добра к ним?..
Затем эти четверо вывели меня и провели по длинной галерее. И ещё по одной. И ещё. В просторные покои, где собралось много людей. И среди них было семеро мужчин и более того женщин. Стыдливо вспыхнув, торопливо прикрыла лицо рукавом.
- Здесь свои! – громко объявил отец, приближаясь и осторожно рукою моего затылка касаясь, - Только наша семья. Ну-ка, дай-ка нам на тебя полюбоваться, Хару!
И, повинуясь воле родителя, я отчаянно убрала преграду из двенадцатислойного рукава, вставшую было между мною и ими.
- Красавица! – сказал серьёзно седовласый мужчина в уборе высшего сановника.
- Худовата, - сердито шепнула своей соседке женщина лет тридцати в великолепнейшем одеянии, - Но лицо милое, может, для придворной службы и подойдёт.
Она сидела поодаль, у прекрасной китайской старой ширмы. И чудесные узоры вились на её двенадцатислойных кимоно, белых сверху, да коричневых или сиреневых снизу. Кажется, это одеяние вишни? А как складки чудесно лежат возле неё! И волосы её длинны. Так изящно волнами растекаются возле! Наверное, когда она идёт, пряди её волос струятся за нею по земле. Нет, по верхней накидке из драгоценной парчи, что, вероятно, тянется следом за ней. Ох, я слишком долго смотрю на неё! Как бы она ни обиделась и не рассердилась!
И напугано взгляд потупила.
- Это моя госпожа из Северных покоев, - сказал отец, приветливо улыбнувшись этой изящной даме.
Госпожа из Северных покоев… Главная жена моего отца. Значит, это женщина, которая ему была дороже моей бедной матери!
- Рядом с нею сидит госпожа из Южных покоев. И, поодаль, из Восточных.
Я робко проследила туда, куда он указывал своим веером. Все его женщины были прекрасны. Молоды, одеты роскошно, как будто императрицы. Благоухают ароматами, с которыми я прежде не встречалась. И даже складки их двенадцатислойных кимоно, и даже пряди длинных густых волос лежат так красиво… так изящно… Но, если бы мою бедную маму одеть так же, разве она была бы хуже их?
Госпожа из Восточных покоев, более полная, чем кто-либо из здесь присутствующих женщин, вдруг улыбнулась мне, обнажая чернённые зубы.
Отец представил мне мужчин нашей семьи, меня вынуждая стоять, руки опустив, да моё лицо им обнажая. Но я редко решалась взгляд поднимать на них. Не пристойно девушке открывать своё лицо мужчине! Но если родителю моему так угодно, то я хотя бы не буду смотреть им в глаза.