- Насколько мне известно, его сын, ставший сенатором, продолжил политику отца, - сказала я, стараясь игнорировать бешено колотящееся сердце.
- Ха, - презрительно ответила старушка. – По мне так, Мирук горазд скорее пыль в глаза пускать, нежели действовать. Что-то я не слышала, чтобы исследования лечения людей с дефектным даром продолжались! Как молчали о них, так и молчат. А ведь люди же, какие-никакие, а люди!
- Ну, наверное, это вина не только и не столько мальёка Трошича, сколько и его оппонента, Крайтона, - продолжила я, думая, как бы не сбить разговор с пути. – То есть мальёк Сиора интересовался скверноодарёнными?
- Интересовался и мог бы сделать множество великих открытий! – с жаром заявила старушенция. – Начал незадолго до смерти. Правда, не один, а с учеником.
- Неужели кто-то ещё…
- О, да. Ныне этот выскочка неплохо продвинулся и заведует отделом научной магицины, - неодобрительно сказала старушка с таким видом, словно после смерти ее супруга все высокие должности должны были быть моментально искоренены, а ученики супруга – покончить с собой от великой печали. – Рабрай Карэйн. Слышали о таком?
Я хотела отрицательно помотать головой, а потом меня осенило:
- Ну, да, та студентка же делала запрос на его книгу о дефектных дарах! Но этой книги нигде нет… В нашей библиотеке её не выдают.
- Предрассудки чужды истинной науке, - важно проговорила малье Сиора. – Увы, но сейчас они сильнее. А ведь, в сущности, ничего сверхъестественного в скверноодарённых нет. Мы не выбираем, с какой кровью родиться. А значит, осуждение бессмысленно. Только сочувствие и сострадание.
Кровь… И Эймери тоже что-то говорил о крови… Или – не только он?
Опираясь на свою клюку, старушка встала и довольно бодро засеменила прочь из малой гостиной, где ее гостья, то есть я, вкушала чай и любовалась натюрмортом из мёртвых пирожных. Мы прошли на лестницу и поднялись на четвёртый этаж, тогда как первый и основной кабинет мальёка, в котором я уже была и в котором изучила все книги, находился на третьем. Портрет действительно имелся – и против воли я не могла не отметить некоторое сходство покойного Лауриса с Эймери. Мужчине на картине в тяжёлой позолоченной раме было между тридцатью и сорока годами, самый расцвет. Чёрные волосы, насмешливые, уверенные и умные глаза. Что ж, если художник не выдал желаемое за действительное, восхищение вдовы супругом можно было понять: с таким мужчиной действительно хотелось остаться.
- А при чём здесь кровь? – признаться, я не ожидала ответа, но малье Сиора ответила довольно охотно:
- Наличие или отсутствие дара определяется нашей кровью, милая. У всех людей, знаете ли, разная кровь, несмотря на то, что это невозможно определить на глаз. Как бы это попроще выразить… Вам же известно, что в нашей крови присутствуют красные кровяные тельца? Ну, да, в школе должны были рассказывать. А в самих тельцах присутствуют некие частицы. Для простоты я обозначу их как отрицательно и положительно заряженные, партикулы и антикулы, если по-научному. У людей, не имеющих дара, те и другие частицы присутствуют в кровяных тельцах в равной мере, нейтрализуя друг друга. Соответственно в кровяных тельцах благоодаренных содержатся только партикулы, положительно заряженные частички, а в крови скверноодарённых имеются только антикулы, отрицательно заряженные частицы. Всё дело в том, что освоенная целителями магия воздействует, притягивается, если вам так будет угодно, только к положительным частицам. Они более управляемы и отзывчивы, хотя Лаурис всегда утверждал, что это лирика. Одним словом, исследования крови скверноодарённых давно приостановлены, как и изготовление лекарств, воздействующих именно на отрицательно заряженные частицы, тяжёлые и малоподвижные.
- А малье Сиора этим… занимался? Лекарствами? И этот… мальёк Карэйн?
- Исследования Лауриса прервала безжалостная смерть. А Карэйн быстренько сменил направленность своих изысканий после ухода Фертака, - фыркнула малье Сиора. – Прибился под крылышко к Крайтону. Слабак. Впрочем… ему надо кормить семью, и не серым хлебом, а мягкими булками.
Я подумала, что если бы мальёк Сиора происходил из менее знатного рода и был бы вынужден содержать свою любящую жёнушку только на результаты своих научных трудов, он бы тоже не привередничал, но промолчала.