А как же комментарии к моему выступлению? Критика, попытка осадить?
- Так вы не… сердитесь?
- Разумеется, нет. Хочу только предупредить вас насчёт Карэйна: он всё ещё работает, всё ещё посещает заседания Сената, но официально сенатором более не является по состоянию здоровья. К сожалению, не только его тело, но и ум одряхлели в результате неизлечимого недуга. Поэтому если вам требуется какая-то помощь в вашей научной деятельности, вы также можете обратиться ко мне, я посоветую вам лучшего специалиста в любой области.
- Спасибо, - медленно ответила я. – Но помощь требуется не мне, а вдове Лауриса Сиора. Она хотела бы написать… мемуары о муже. Так что…
- Как вам будет угодно. Выписать вам пропуск на следующий четверг?
- Была бы признательна.
Прошло не более четырёх часов с того момента, как я оказалась в здании Сената, а я устала гораздо больше, чем за десятичасовой трудовой день в КИЛ.
...и у меня появилось несколько насущных вопросов к Леа и Ноэль. Не самых приятных вопросов.
Глава 13. Этого больше не повторится
Список тех, с кем нужно было непременно поговорить, рос не по дням, а по часам. Рос, рос и рос.
Аннет, которой я хотела как-то объяснить, что ей не стоит винить себя за «недостойную слабость».
Дикьен, который явно имел какое-то отношение к гибели мальёка Реджеса, если не самое прямое, в чём я всё же упрямо сомневалась, то как минимум косвенное, в качестве свидетеля – ради Эймери я должна была выяснить об этом всё, что возможно.
Сам Эймери, который ждал от меня помощи, а возможно, и чего-то ещё.
Поговорить также необходимо было с Леа и Ноэль – о пожаре в Джаксвилле и убитой «куче народа».
С мальёком Карэйном – об Эймери и его болезни.
И, разумеется, с Армалем – о том, что знакомство с его кумиром и по совместительству родственником у меня уже состоялось, как и с Сенатом, и совершенно без его участия.
Поговорить было нужно, ни один разговор не обещал быть простым, но ни вечером после возвращения из Сената, ни на следующий день у меня не нашлось ни моральных сил, ни времени – я малодушно обратила внимание на слегка подзаброшенную учёбу, а директриса подкинула бумажной работы. И всё же я понимала, что время не ждёт – уже наступила суббота, двадцать пятое марта, и времени оставалось всё меньше и меньше.
Иногда мне казалось, что это моя жизнь должна была оборваться в первый день лета. В каком-то смысле так оно и было.
Так ни на что и не решившись, вечером четверга я вышла из комнаты в сад и столкнулась с Делайн.
За последний месяц она изменилась до неузнаваемости, притихла, ушла в себя, а я, погруженная в собственные мысли, и с ней разговор откладывала, опасаясь, что причина может быть в Эймери... Несмотря на теплую и ясную погоду, Делайн куталась в теплый зимний плащ, один из тех самых, что я так и не рискнула передать Эймери. И она курила – я глазам своим не поверила, но в руке моей подруги действительно была тонкая курительная дамская палочка, тлеющая с одного конца. Я видела такие у довольно подозрительных на вид, ярко разукрашенных дам на улицах Флоттершайна, но вот так близко – никогда. В моём круге общения подобные привычки мягко говоря не приветствовались.
- Привет, - не оборачиваясь, сказала Делайн. - Ты как?
- Не знаю, - искренне ответила я. - Столько всего...
- Это точно.
Делайн ткнула своей курительной палочкой в древесный ствол, гася её, и обернулась ко мне:
- Жизнь такая странная штука, Хортенс. Иногда ты живёшь и чувствуешь себя пауком, плетущим паутину. Радуешься своей кропотливой работе, попадающим в ловушку мухам, веришь в будущее и превозносишь себя самого. А потом небольшой ветерок отбрасывает тебя в сторону, и, посмотрев со стороны, ты понимаешь, что сам – та же муха в гигантской паутине ещё более гигантского паука.
- Ты это о чём?
- Просто так. Знаешь, Хорти, я думаю, иногда имеет смысл рвать паутину и выбираться из этого всего. Конечно, мух будет ловить сложнее, зато и сам перестанешь быть для кого-то пищей.
- Ты сама не своя последний месяц, - жалобно сказала я, потому что решительно не понимала, о чём она говорит.
Делайн отбросила свою курительную палочку в кусты и неожиданно обняла меня тонкими холодными руками:
- Точно. Об этом я тебе и твержу: очень хочется стать своей собственной, Хорти. Пойдём-ка спать. Последнее время я постоянно мёрзну, а тут ещё и туман сгущается.
Пока я малодушно тянула с разговорами по душам и выбирала, с кого начать, судьба всё решила за меня.
Суббота всегда была облегчённым днём – никакого зубодробительного лайгона, никакой практики по артефакторике, так, ненапряжные лекции и танцы на пару с этикетом. Всегда, но не сегодня: запыхавшаяся Олви прибежала на завтрак последней с новостью о том, что на следующей неделе занятий по лайгону не будет, поэтому сегодня у нас будет три – целых три! – урока с этим "милашкой" мальёком Флотарисом.