- Ещё одна кошка? – одними губами спросила я. Эймери покачал головой. В наступившей тишине отчётливо послышался скрип ступенек.
Глава 19. Женщина и кошка
Эймери, утягивая меня за собой, плавно отступил к стене с таким расчётом, чтобы открывшаяся дверь укрыла нас от визитёра хотя бы в первые мгновения. Я вжалась носом в его грудь. Вот так бы стоять и стоять…
Визитёр явно не ожидал чужаков, во всяком случае, не похоже, чтобы уж очень таился. Дверь открылась, и он – а точнее, она – просто вошла, не оглядываясь настороженно, не озираясь, не стараясь приглушить шаги.
- Кс-кс-кс, – позвала женщина, выглядывая в окно. – Ксюта? Ксюта, девочка моя…
Кошка громко муркнула и спрыгнула с кровати, принялась наворачивать круги вокруг малье… нет, скорее, мальи. Старше меня лет на десять, темноволосая, стройная, одета аккуратно, но просто, женщина развернула свернутую конусом мятую газету с каким-то тёмным содержимым, положила на пол: кошка подбежала и принялась есть, тощий хвост возбуждённо подрагивал из стороны в сторону.
- Добрый день, – Эймери сделал шаг вперёд, загораживая дверной проём, а женщина вздрогнула от неожиданности, но не вскрикнула и попытки сбежать не сделала. Повернулась к нам, демонстрируя простое, но симпатичное ненакрашенное лицо, бледное и слегка припухшее, как иногда бывает у людей с больными почками… или после бессонной ночи и долгих рыданий. – Малья Самптия, как удачно, что вы заглянули именно сегодня!
- Простите… - женщина переводила взгляд с Эймери на меня, обеспокоенно, но без паники. – Я зашла покормить кошку.
- Понимаю… очень сострадательный поступок. Уделите мне, то есть нам несколько минут, малья, прошу вас. Есть несколько вопросов касательно вашего бывшего работодателя.
Самптия, Самптия… та самая экономка и по совместительству «близкая подруга», как дипломатично высказалась бы мама, не преминув закатить при этом глаза. А ведь Эймери каким-то образом считывал воспоминания вещей, в которых эта малья была далеко не в самом пристойном виде… эта мысль мне не понравилась, я отлепилась от стены и встала рядом с Эймери.
- Да-да, конечно… – чуть растерянно ответила женщина. – Правда, я обо всём уже говорила с полицией и не раз, но…
- Я не из полиции, – улыбнулся Эймери. – Расследованием убийства мальёка Симптака занялся особый отдел Сената… Вы лучше ориентируетесь в доме, где можно будет поговорить с наибольшим комфортом?
- Пройдёмте на первый этаж, – ответила экономка. Я не была таким уж знатоком человеческих эмоций, и всё же могла бы поклясться: она нервничала, но не боялась и вряд ли что-то скрывала. А вот Эймери отчего-то горел желанием поговорить с ней.
…надеюсь, всё-таки не из-за интимных воспоминаний наволочек и простыней.
***
Малье Самптии оказалось всего двадцать семь лет. Вдова, её первый муж погиб шесть лет назад, детей у неё не было, кандидатов во вторые мужья – тоже, одним словом, ничего не препятствовало роману с хорошим образованным человеком, платившим ей приличное жалованье – несмотря на возникшие личные отношения, малья Самптия продолжила выполнять свои рабочие обязанности. Вероятно, ей казалось, что таким образом деньги она получает за дело, а отношения – результат исключительно взаимной симпатии, не имеющей никакой финансовой подоплёки.
Мальёк Реджес, по её словам вёл замкнутый образ жизни: помимо работы он практически никуда не ходил и к себе никого не приглашал. По словам мальи, хозяин нередко обсуждал с ней рабочее расписание и свои планы на день, так что она могла поручиться: никакой второй тайной жизни у него в последние два года точно не было.
- Совсем никуда не выходил? – изумилась я. – Но…
Насколько я помнила своего преподавателя по лайгону, он производил впечатление общительного, разговорчивого и довольно активного человека.
- В магазины за продуктами ходила я, – ответила бывшая экономка. – Оплачивала счета и прочее по мелочи. Что касается одежды – она изнашивалась не так уж часто…
- Может быть, к нему кто-то приходил? Студенты, коллеги... друзья? – я хотела добавить "женщины", но осеклась. Да, наше общество стало куда терпимее, но всё же состоящие в близких, но не зарегистрированных отношениях люди вызывали какую-то оторопь, и я не знала, можно ли это открыто обсуждать вслух или следует подбирать слова осторожнее. Было неловко. Вдвойне неловко из-за того, что Эймери рассказывал когда-то о своей матери.
- Практически никто, – вздохнула малья Самптия. – Редж... я хочу сказать, мальёк Симптак говорил, что ему хватает общения на работе, а здесь он хочет отдыхать, быть в покое. Со мной и Ксютой, – она слегка покраснела, и надо сказать, румянец ей шёл.