Вернувшись к морю, можно было кидать камни – кто дальше. А можно эти камушки обтачивать. Зачем бросать камень в море? Это не по-хозяйски. Куда лучше превращать его в произведение искусства. Для этого нужно долго бежать вдоль парапета, крепко прижимая к нему выбранный камень. На парапете остаётся белая линия, а поверхность камня постепенно становится гладкой-гладкой. Так можно обточить камень со всех сторон. Чем меньше становится камушек, тем сложнее его обтачивать, он может выскользнуть и упасть вниз. Ищи его потом среди камней необточенных…
Зато, когда работа окончена, когда все шесть граней гладко отполированы, простой камень переходит в разряд произведений искусства. В результат набеганного труда. Держать бывший камень, а ныне произведение искусства, в натруженной и исцарапанной руке – большое счастье. Каждый мальчик, подержавший в руках такое выточенное изделие, неохотно отдавал его владельцу, и начинал сам как заведённый бегать вдоль парапета.
И в жизни, и в игре есть свои невезучие. Сpеди наших подшефных партизан невезучим был мелкий с кличкой Чуня. Он и попадался чаще других. И пытали его дольше: он никого не хотел выдавать, да ещё корчил от боли такие смешные рожицы, что пытать Чуню было одно удовольствие. И медуза Чуне попадалась жирнее других. Аж с зеленоватым отливом внутри. И заключительный удар по тощей Чуниной заднице получался у Боцмана особенно сильным и сочным. А ещё бедолага не успевал сгруппироваться. И скоро на животе и на груди у него пpоступили большие красные пятна.
От партизанских страданий Чуню избавил подоспевший вечер.
Широкая балка
Договаривались с вечера, вставали рано, выходили всем двором. До винсовхоза добирались на автобусе, а дальше по берегу моря пешком, по камням. Шли, распугивая чаек и бакланов. Останавливались, чтобы залезть на прибрежную скалу и глянуть, что там на горизонте. Или поплавать в море с маской, высматривая ершей. Часа через два за последним поворотом открывалось чудесное место – Широкая балка.
Это два километра прекрасного пляжа: мелкая галька, песок, и море так резко уходит вниз, что прыгать в него можно прямо с берега. А главное только мы, обычные ребята, простые советские школьники становились полными хозяевами этой шикарной земли на целый день. Над нами не было никого – только небо. Мы были хозяевами и слугами, шейхами и бедуинами, Робинзонами и Пятницами, бледнолицыми завоевателями и туземцами. Мы загорали, ныряли, плавали, ловили бычков, гарпунили ершей, варили уху, жарили на костре мидий, делали из водорослей шикарные шапки, а на десерт у нас был чудесный закат…
Потом предприимчивые захватчики провели в Широкую балку дорогу, обозвали наше место урочищем, понастроили баз отдыха, и людей в этом урочище стало больше, чем на городском пляже…
Один арабский мудрец говорил, что человек не должен передвигаться быстрее своего верблюда. Иначе душа человека за ним не успевает. Наше заветное место заполнено бездушными людьми, понаехавшими на быстрых машинах.
Человек-амфибия
Наши любимые фильмы были о море, самый любимый – об Ихтиандре сыне доктора Сальватора. Мы благоговели, когда на экране появлялись великодушные герои. Негодовали, когда плели свои сети негодяи.
Михаил Козаков, вот кого я мечтал подстpелить из pогатки и украсить этим метким выстрелом своё детство. Веpнее, заветной мишенью был не сам отчаянно молодой Михаил Михайлович, а сыгранный им злодей сэp Педpо. Ах, какой это был Педро! Подлый, трусливый, лживый, незаслуженно богатый (разве можно быть богатым заслуженно?). Сколько гадостей наделал этот Педро! Ловил в сети Ихтиандpа, пpиставал с женитьбой к Гуттиере, наврал, что спас её от акулы. Но ведь это совсем не он спас Гуттиэре от акулы, а Ихтиандр! Моему возмущению не было предела! Да только ли я?! Все ребята кипели от ненависти. Эх, попадись нам этот Педро!
Наш двор смотрел фильм три-четыре раза, все мы распевали революционную песню: «Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно, там бы, там бы, там бы, там бы пить вино…» Наши pодители были в ужасе, а мы – в восторге… Как мы ждали то место, где Гуттиэре танцевала на берегу моря зажигательный танец, глядя на Ихтиандра. Каждому из нас казалось, что прекрасная девушка смотрит на него, а не на этого водоплавающего. А потом Ихтиандр нырял за жемчужным ожерельем. И каждый раз – доставал…
Анастасия Вертинская Михаил Козаков могли опять сыграть неразделённую любовь, на этот раз в лучшей (по мнению Козакова) из когда-либо написанных пьес. Он – самый молодой Гамлет, она – самая правдоподобная Офелия.
Козинцеву, пригласившему молодую Анастасию Вертинскую играть в его «Гамлете», говорили, что он ошибся, что роль слишком трудная