– Нет, таким вы к ней не пойдёте! Нет, даже не думайте!
Фёдор Иванович напился и собирается идти в больницу. Я его не пустил, и мы с ним впервые серьёзно поссорились.
Фёдор Иванович отвлёк, а я ведь ещё не закончил учительствовать. Я заканчиваю свою благородную проповедь в постели, перед сном:
– Жизнь принадлежит не тем, кто рано встаёт, а тем, кто рано ложится. И сразу крепко засыпает. Чтобы заснуть сразу и крепко, день нужно прожить активно, интересно и бодро в каждый преходящий момент. В этом случае к десяти вечера вас будет клонить в сон, а в пять утра вы проснётесь. Вас разбудит космический будильник…
Громкий стук в дверь, среди ночи… Я разбужен и совсем не космическим будильником… На пороге Фёдор Иванович:
– Слушай, а где Ася?
– В больнице, в больнице она… Федор Иванович, вы же сами её навещали… Она ещё ругалась, что пахнет от вас…
Фёдор Иванович подносит руку к виску, начинает припоминать, что-то в его голове проясняется:
– А… ну да…
Качает головой:
– Надо же, забыл… Извини…
Потом, когда Анастасия Фёдоровна умерла, старик ещё не раз стучался ко мне с неизменным вопросом:
– Слушай, а где Ася?..
Глава пятая. Соседи. Фёдор
Ив
анович
Ударили морозы. За тридцать. На улицах малолюдно. Детей поверх пальто перематывают шарфами, они стоят на остановках замотанные, с растопыренными ручонками, как пингвины. Стоят долго, автобус заводится в такой мороз не у всякого водителя. Ветви деревьев заиндевели так, что сами деревья кажутся растительностью какой-то далёкой планеты. Того гляди, встретишь гуманоида. Нет, в такую погоду много не нагуляешь…
Продрогший до костей, возвращаюсь. Фёдор Иванович на кухне. Пьёт. Но, к счастью, на этот раз чай.
– Сколько? – машет он в сторону окна.
– Тридцать два.
– Это не много, в финскую сорок четыре было, а нас в ботиночках выгнали, так помёрзло больше, чем постреляли.
– Да, в ботинках по такому холоду… Сподручней в валенках.
– Тогда, парниша, не спрашивали. В чём вывели, в том и беги.
Фёдор Иванович собрался в больницу, навестить жену. Трезвый, деловой:
– Не могу дома, хочется ближе к ней, в прошлую зиму, когда я лежал, она ночами у постели моей дежурила, всё одеяло поправляла…
Я вспоминаю прошлую зиму. Анастасия Фёдоровна собирается в больницу:
– Пойду к старику. Всё-таки это самый близкий мне человек… Хоть рядом посижу, хоть одеяло поправлю, кому он ещё нужен…
Я фантазирую, мои фантазии не дают мне покоя. Я – писатель. Но на этот раз – писатель-неудачник. Роман, задуманный мною, грандиозен, он мог обессмертить моё имя, но главный герой – вот гнида! – меня не послушал, затеял ссору и был убит на дуэли уже на пятой странице. А какой роман без главного героя?..
Мои соседи, наконец, оба дома. Но оба болеют, их навещает врач. После очередного посещения пенсионеры расстроены:
– Дожили, дожили, – мотает головой Фёдор Иванович.
У Анастасии Фёдоровны слёзы на глазах. Врач предложил им лечь в «хронику». Так на пенсионерском жаргоне называется дом престарелых.
Анастасия Фёдоровна ловит меня на кухне, присаживается рядом:
– Мне с вами нужно посоветоваться… нам, я думаю, ещё рано туда… мы ведь ещё и тут сможем…
– Конечно, конечно, вы даже не сомневайтесь…
Мне вторит Владимир –двоюродный брат Анастасии Фёдоровны:
– Ася, в голову не бери. Им нужна комната ваша и пенсии. Они за это премии получают…
Вроде, старики немного успокоились. Но вечером Фёдор Иванович мне по секрету сказал:
– Сегодня одежонку подготовили.
– Какую?
– Ну, ту, в которой хоронить… Кому ещё этим заниматься.
Пока мы секретничаем, Анастасия Фёдоровна беседует по телефону. Позвонила приятельница, вместе лежали в больнице:
– Нет, не будем продавать… этот дом, он нам особенный… здоровье у обоих плохое, но там, оно у нас улучшается… да, Ольга Ивановна, я тоже так думаю… хотя бы на пару неделек… на недельку… грибов там на Псковщине, ягод… хотя бы в последний раз…
– Ольга Ивановна звонила, – делится с нами радостью Анастасия Фёдоровна.
– Кто? – переспрашивает Фёдор Иванович.
– Ольга Ивановна, – громче говорит Анастасия Фёдоровна.
– Кто, кто? – опять не разобрал старик.
– Ольга Ивановна звонила! – кричит Анастасия Фёдоровна.
Фёдор Иванович радостно кивает, мол, понял.
– Как здоровье его?
– Кого?
– Ну, так Володи…
– Эх, Федя, Федя, – горестно вздыхает Анастасия Фёдоровна, – каким ты стал… да и я не лучше…
У Фёдора Ивановича – обострение болезни, он почти не слышит. И голова сильно шумит. Раньше я о склерозе знал по остроте: «Ничего не болит, и каждый день узнаёшь что-то новенькое».