Мой сынок как-то тоже затеял подобный разговор со мной, правда, мы обошлись без конфликтных последствий.
Митя задумчиво сидел за столом с цветным фломастером в левой руке. Неожиданно мальчик предлагает: «Папа, а давай я буду папа, а ты будешь мальчик». «Давай, сынок», – отвечаю я, механически перекладывая бумаги. «Уходи отсюда, мальчик, – строго говорит Митя. – Не мешай мне. Я буду думать, где денюшки взять, где денюшки взять!..»
Глава седьмая. Митя на чёрном море
Я месяц примеряю к небесам
Над крышею и серебристым вязом…
Роберт Фрост
Здравствуй, вирус
Митя покашливает и паpу pаз чихнул. Мы сегодня не будем
игpать в тpамваи: окно холодное, смотpеть на улицу непpиятно и зябко. То дождь, то ветеp, то ветеp с дождём. А небо… «Наше небо сивое…» – писал Александр Пушкин. «Бронхитное небо» – сказал в такую пору Саша Чёрный.
Читаем: «Сказку о царе Салтане», «Сказку о рыбаке и рыбке». Солнце русской поэзии, до дня рождения которого осталось-то недели три, светит исправно, а вот небесное светило филонит и прогуливает. Оказывается, ему присущи чисто человеческие слабости.
Нынешний год, год ленивого солнца, явно отстаёт в развитии. Пятый месяц ему никак не дашь. От силы третий. Дела наши осложняются тем, что отопление уже отключено. Насосы разобраны, котлы погашены, ремонтники залезли в топки и пытаются определить, какие трубы ещё простоят сезон, а какие потрескались, покорёжились в результате безграмотных действий обслуживающего персонала и нуждаются в замене.
Митя пьёт чай с южной малиной и укладывается спать. Завтра мальчик будет здоров. Он справится с лёгким недомоганием быстро, потому что крепенький, потому что первенец.
Звонит бабушка Лиля: «Ой, а у нас так тепло, такое солнышко ласковое, все купаются…» Проводим семейный совет. Решено: я беру отпуск и лечу с ребёнком на юг – туда, где тепло. Жена две недели ударно отрабатывает и воссоединяется с нами.
Через три дня мы с Митей улетаем прочь от погодных аномалий. Но пока летели, пока ехали, холод с Севера пришёл на юг. Тот же дождь, тот же ветер. Солнца почти нет. Какой-то циклоп покажет из-за горы красный глаз и опять скроется. Показывая мальчику, какой у него лихой папа, я искупался в море и заболел. Уже культивированный вирус подхватил Митя. Вдвоём заразить бабу Лилю труда не составило. Однокомнатная квартира на самом берегу Чёрного моря превратилась в лазарет. Лежали, медленно поднимались и ходили, потом снова ложились. Первым поправился Митя. Вторым одолеть коварный вирус удалось мне. Бабушка болела дольше всех.
Мы лежим с Митей на диване и слушаем Норд-ост.
– Папа, а почему мы уже выздоровели, а бабушка ещё болеет?
– Ну, мы же мужчины, а бабушка старенькая.
Митя приподнимает голову проверить, действительно ли бабушка старенькая. Мама лежит, укрытая двумя одеялами, окутанная шерстяным платком и в очках.
– На Ваюваю похоже, – ставит диагноз внук. Я с ужасом успеваю подумать, что если мама услышит…
– Вот так и относитесь, как к Ваюваю – хрипло отзывается баба Лиля.
Замечательные люди
Мы нашли в бабушкиной библиотеке книжку о замечательных людях Средних веков, листаем. Но читаем не обо всех подряд, а только о тех, кто, как и Митя, родился под знаком Весов.
– Папа, смотри – опять с бородой…
– И усы, и нос с горбинкой, и лоб высокий, и отвага в глазах. Ух какой! Но давай вернёмся немного назад. Смотри – и верно похожи портреты, как две капли испанского вина. Первый по порядку идальго – это Игнатий Лойола, он назвал себя так в честь родового замка, в котором вырос.
– Замок звали Игнатий?
– Нет, сынок, замок назывался Лойола. Про замок уже и не помнит никто, а вот Лойола знаменит тем, что основал Иезуитский орден. Основал с самыми благородными намерениями. Он мечтал о том, чтобы члены ордена, обходя белый свет, поражали дурных людей мечом словесным, искореняя зло в зародыше…
Митя зевает, вот-вот заснёт. Он ещё не готов к борьбе со злом, он ещё маленький.
– Митенька! А вот второй бородатый испанец – это знаменитый писатель Сервантес. Но писать он стал не сразу, сначала – воевал. На войне ему поранили руку, и он уже не мог сам сражаться со злом. Поэтому вложил меч в руку благородного рыцаря Дон Кихота. Это герой его романа. И ты знаешь, этот одинокий воин в борьбе со злом преуспел больше, чем все иезуиты Лойолы вместе взятые. Ну-ка почитаем, что пишут: «Самый известный в мире ратник на верном коне Росинанте, сопровождаемый лукавым оруженосцем, пересёк границы Испании и стал странствовать по свету. Читательские сердца он покорял быстро. Так же быстро, как и его рыцарское сердце покорила несравненная Дульсинея Тобосская. В начале девятнадцатого века вымышленные Сервантесом герои спасли от разрушения реальный город Тобосо. Наполеоновская армия вторглась в Испанию, двухтысячный городок был окружен многотысячной армией неприятеля. Пушки были заряжены, но не грянули. Командующему генералу доложили, что перед ним город, где жила возлюбленная Дон Кихота. Галантный француз не пожелал войти в историю позорным геростратовским образом… Гений Сервантеса, подобно ангелу-хранителю, распростёрся над Тобосо и спас город от разрушения…»