А вот наше, южное, – щедрое, и не оно виновато, что его временами закрывают тучи. Мы с Митей собираемся на пляж. Мальчик без капризов одевается. Даже помогает папе. Он хочет скорей к морю. Прошла почти неделя, а ребёнок ещё не купался. Ждали у моря погоды и, наконец, дождались. Три дня как стих ветер, но вода в бухте еще прохладная. Перемешанная. Есть надежда, что немного прогрелась у берега.
Митя бежит к морю вприпрыжку, но выясняется, что вода даже у берега, не такая тёплая, как хотелось бы. Ну хоть позагораем. Я раздеваю мальчика и выясняется, что под лучами солнца он выглядит неважно. Когда приедет жена, она воскликнет: «Да он же у тебя зелёный, как лягушонок!» Конечно, если смотреть на ребёнка при ярком солнечном свете, он и кажется зелёным. Солнце всё делает зелёным – и траву, и листья, и даже зрелого мужчину порой превращает в зелёного юнца.
Митя ищет ракушки. Я ему помогаю. Ракушки крошечные. Ни дать ни взять – выпечка, уменьшенная каким-то злым волшебником до неприличных размеров. Мы ходим по влажному песку, оставляя следы, которые тут же, как ласковая собака, слизывает волна. Солнце поднялось выше, потеплело, и Митя зашёл в воду по колено. Заходить дальше не решается. Так бы он и простоял по колено в море, но, на наше счастье, пришёл купаться мальчик Митиного возраста. Мальчишки, храбрясь друг перед другом, потихоньку залезли в воду, разыгрались, и в полдень мне и маме нашего нового знакомого пришлось изрядно потрудиться, чтобы вытащить ребят из воды. Я растёр Митю махровым полотенцем и усадил холодного дрожащего лягушонка греться.
Волшебная лестница
Мы выходим на набережную и сразу видим наш дом и наш балкон, наилучшего в мире расположения. Митя вышагивает pядом со мной быстро и пpужинисто. Ножки у мальчика кpепкие, ровные. Как-то в Петербурге подошла ко мне женщина: «Отдайте нам мальчика на фигурное катание». Я отказался. Было бы у меня восемь-десять сыновей, может, одного бы и отдал. А так – нет. Вид спорта придуманный. Много лишнего наворочено. То ли дело – бег. С первобытных времён бег ясен и понятен. Убежал от тигра – получи жизнь как награду. Не смог убежать – приз у саблезубого животного.
Мы подходим ко второму подъезду и поднимаемся по Волшебной Лестнице. Сегодня она добрая и заботливая: сделала пологими ступени и ужалась до вполне приемлемой длины.
Пару лет назад, когда Лестница впервые встретилась с Митей, маленьким, невиданным ранее существом, она вздыбилась пеpед малышом непреодолимо. А ей бы, дурёхе, воскликнуть: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!» Митя тогда застыл в недоумении и оглянулся на меня. Я крепко взял сына за бока и сказал: «Митя, ты – самолёт!» Митя послушно расставил руки, и мы полетели: З-з-з-з-з…», под нами мелькали ступеньки, они чередовались ровными площадками, а короткий полёт прервался трелью звонка. «Слышу, слышу», – раздался голос бабушки Лили.
Балкон
Митя беседует с бабушкой. Сегодня у мамы хоpошее настpоение, она пpосияла так же, как и солнце сквозь тучи. Последние два года такое случалось нечасто, и понятно почему. Нашу бабу Лилю сбила машина. Полгода она лежала, полгода расхаживала переломанные ноги, но все выпавшие на её долю испытания перенесла по-большевистски мужественно. Теперь понемногу стала приходить в себя. Если чёрная полоса для нашей бабушки закончилось – это очень хорошо. Это просто здорово!
Пока родственники общаются, я выхожу на балкон, и тут же оншироко и светло напоминает мне о своём наилучшем в мире расположении. Застыли горы и облака, застыли корабли на рейде, потому что тиха морская гладь – штиль. В минуты обозрения этой величественной паноpамы завидуешь стрекозе, которая видит всё сразу, которой не надо водить туда-сюда головой.
Море окрашено, как и положено ему, в цвет морской волны. Горы позеленели, я сначала думал – показалось, но нет, действительно на горах стала оживать растительность. Раньше молодые цементные заводы дымили напропалую, и горы были серые. Сейчас цементные заводы постарели и одряхлели. Над ними ни дымка. Нет, какие-то тоненькие струйки, пожалуй, есть, но разве это можно сравнить с тем, что было! Как они дымили в годы своего расцвета! Стране нужен был цемент, и цемент скрипел на зубах у каждого жителя нашего города! Футбольная команда нашего города называлась «Цемент»! Мы гордились своими заводами, наш цемент шёл на экспорт. Каждый школьник знал, что лучший цемент в СССР – наш цемент марки 1000. Что означает эта тысяча – мало кто знал, но это были уже детали, котоpые не относились к главному: к гордости за родной город и его замечательные цементные заводы. Но вот они – и «Октябpь», и «Пpолетаpий» – состарились вместе со своими пpолетаpиями.