Конечно, конечно, письмо будет доставлено. А Митт пусть ловит свою птицу и не теряет времени на пустяки. Ей, Тээле, надо только сперва отнести нищему чего-нибудь съестного, а потом она сразу же – с письмом на хутор Сааре!
Ну да, ну да, спасибо! За это Митт в другой раз и раяской барышне письма доставит.
В церковном дворе Тээле видит, что старичок уже не один. С другой стороны к телеге подходят какой-то молодой человек и девушка. Гляди-ка, с кем только здесь не повстречаешься: Яан Имелик и барышня Эриья! Странно – будний день, самая горячая пора, а Имелик нашел время приехать в Паунвере. А впрочем, стоит ли удивляться? Ведь и те двое, что недавно побывали у пастора, тоже не посчитались со страдной порой; жизнь идет своим чередом, жаль только, что она, Тээле, должна стоять, как верстовой столб, и молча наблюдать за бурлящим вокруг нее потоком.
– Ну-у! – восклицают обе стороны в один голос. – А вы как сюда попали?
– Нет, скажите лучше, как вы сюда попали? Вот почему, куда ни заглянешь, никого дома нет!
– Мы повстречались с Имеликом и немного прошлись тут неподалеку. У Имелика времени нет, не то поехали бы в Рая.
– Это было бы мудрое решение. Я с самого утра ищу кого-нибудь из знакомых, с кем можно бы словечком перекинуться; в этих поисках и забрела сюда.
Тээле передает старичку купленную в лавке снедь, и он снова устремляет на девушку взгляд, полный благодарности. Должно быть, не часто приходилось ему сталкиваться с отзывчивыми людьми, и теперь ему хочется повнимательнее рассмотреть, как же они на самом деле выглядят. Друзья еще несколько минут болтают о том о сем, затем Тээле неожиданно прощается, говоря, что только сейчас вспомнила об одном очень важном деле.
– Подумать только! – удивляется барышня Эрнья. – Весь день вы ищете человека, с которым можно бы перекинуться словом-другим, а теперь, когда нашли сразу двоих, вы уходите.
– Ничего не поделаешь, – отвечает Тээле, – случаются и еще более удивительные вещи. Ах да, тут недавно от пастора вышла молодая пара, видно, приходили просить, чтобы их «огласили» с кафедры… Может быть, и вы… тоже побывали там?
– Ах, вот как! Да, да, разумеется! – смеясь, восклицает барышня Эрнья. – Мы только что оттуда.
Имелик краснеет и принимается внимательно рассматривать верхушки деревьев.
– Почем знать! – говорит Тээле, на прощанье кивая им головой. – Почем знать, – повторяет она про себя, уже выйдя на дорогу. – Все возможно, Яан Имелик всегда любил действовать потихоньку, осторожно. Поди знай… поди догадайся… – И ей вдруг вспоминается замечание младшей сестры, когда-то брошенное ею в шутку: «Смотри, Тээле, будешь так долго на одного метить, а других перебирать – в конце концов на бобах останешься».
Возле кладбищенской ограды девушка останавливается, на минуту задумывается и затем быстро входит в ворота. Вокруг тишина и покой, лишь пташки щебечут в листве старых деревьев. Сюда она бывало в школьные годы приходила погулять с Имеликом, с тем самым Имеликом, который сейчас сопровождает барышню Эрнья. Близ боковой дорожки виднеется заросшая травой могилка и скамья, почти скрытая кустами, – Тээле направляется туда, садится и дрожащей рукой вынимает из-за корсажа чужое письмо. Она долго разглядывает конверт, адрес, написанный мелким, но четким почерком, смотрит на почтовый штемпель, тщательно исследует заклеенные места конверта и, наконец, приходит к следующему выводу: почерк женский, письмо прислано из дальнего уголка родного края и уже один раз было распечатано. Это последнее обстоятельство напоминает ей слухи, которые идут по деревне насчет всех писем, приходящих в Паунвере и посылаемых из Паунвере: существует будто бы какой-то не то цензор, не то ревизор, который почти ни одного письма не пропускает, не вскрыв его. Неудивительно, что и это письмо постигла та же участь. Но какое чувство должен испытывать человек, который вскрывает чужие письма и роется в чужих тайнах? Неужели это доставляет ему удовольствие? Вот если она сама сейчас распечатает письмо, этому, пожалуй, можно найти оправдание. Ей необходимо знать, кто ее соперница и что она пишет Арно, – ведь письмо, несомненно, оттуда. Тээле слышит учащенные удары своего сердца. Дрожащей рукой вытаскивает она из волос шпильку и подсовывает ее под клапан конверта. При этом она зажмуривается и еще раз мысленно перебирает мотивы, которые могли бы оправдать ее поступок. «Я должна, – убеждает она себя, – должна распечатать это чужое письмо, я делаю это в первый и в последний раз в моей жизни. Никому не открою я тайн, содержащихся в нем, никогда не злоупотреблю ими. Арно получит письмо в полной сохранности. Я ничего оттуда не возьму и ничего от себя не добавлю. Я должна… должна…»