Прощаясь с университетом, я, не спеша, прогулялась по кампусу, по-новому, полной грудью вдыхая весенний воздух. В нем тоже до одурения пахло магнолиями, как будто они нарочно источали аромат, стремясь покрыть им как можно большую территорию. Я позволила себе не противиться, а поймать хоть какое-то ощущение, кроме разливающегося под кожей стыда. Цветы не виноваты, повторила я опять: они пахли так сладко, потому что от этого зависело существование всего их рода. И не предъявляли обвинительных актов девушкам, поддавшимся сиюминутным желаниям.
Возвращаясь домой, я зашла в магазин хозяйственных товаров на углу улицы и решила купить пару цветочных горшков. Они будут хорошо смотреться на подоконнике, когда я уберу с него книги под кровать.
- Что вы планируете в них посадить? – дружелюбно спросил продавец. – Для этих не подойдут цветы с массивной корневой системой. – Он указал взглядом на пакетик семян, который я наобум захватила с предыдущего стенда. – Возьмите лучше эти – в них вашим цветам будет просторно.
Я послушалась и даже согласилась купить вдобавок набор инструментов для рыхления. И лесенку, хотя семена с труднопроизносимым названием не планировали виться, - просто потому что она мне понравилась.
- Что-нибудь еще? – осведомились на кассе. – Скребки, губки, пакеты?
- А работы у вас не найдется?
- Так оно все и случилось, - рассказывала я уже дома, за ужином. - Я просто зашла в первый попавшийся на пути в магазин и получила работу. Представляете?
- Стоило для этого учиться в университете, - проворчал папа, заканчивая предложение неловким кашлем – наверняка благодаря маминому пинку под столом. – Когда приступаешь?
- Завтра, - ничуть не обиделась я. – В восемь тридцать.
- Она точно спятила, - сказал брат, когда я пошла мыть посуду. – Точно вам говорю: сначала лягушки, теперь это. Может, пока не поздно обратимся к врачу?
- Тише ты! – шикнула мама достаточно громко, чтобы я все равно ее услышала. – Разве ты не видишь, какая она?
- Сумасшедшая?
- Счастливая.
А я действительно была такой? У меня в комнате стояло зеркальце – не слишком большое, чтобы подолгу торчать перед ним, красуясь, но вполне подходящее для изучения следов счастья. Я прижалась к нему носом, пытаясь разглядеть, не зажглось ли в глазах то, что в книгах называлось вдохновением. Не зажглось. Они все еще выглядели уставшими, с краснотой по краям от дурацкой привычки потирать веки за чтением. Но что-то в них все-таки неуловимо поменялось. Должно было – потому что невозможно чувствовать, как в легких трепещут сотни тоненьких бело-розовых лепестков, и при этом не улыбаться.
Да, вот оно – теперь мои глаза улыбались.
Я работала в магазине вторую неделю и уже без подсказки могла рассортировать ящик разномастных гвоздей по нужным ячейкам, когда все опять пошло наперекосяк. После обеда колокольчик на дверях дзынкнул, оповещая о приходе нового посетителя, и мои руки внезапно перестали удерживать даже крупные предметы вроде пустых коробок или пластиковых контейнеров. Свалив одну башню, я бросилась устанавливать ее обратно, но снова задела локтем, и она рассыпалась у ног, отрезая путь к отступлению. Выкладка товара – незачет. Хорошо только, что в тот момент, как Стас снова решил нарушить покой моего мира, я не проходила мимо стенда с чем-нибудь бьющимся.
Он наклонился, поднимая два самых больших контейнера, и протянул мне, словно это были подарки, перевязанные ленточками.
- Держи, - сказал, как будто с нашего расставания прошло не больше пары часов, а не целый месяц. Ни «привет», ни «какая неожиданная встреча». Слишком буднично для драматической развязки, которая еще долго снилась мне по ночам.
- Ага, - не нашла лучшего ответа я и снова принялась укладывать контейнеры один на другой. – Спасибо.
Он все так же будоражил меня до онемения пальцев – это было неприятное открытие, учитывая, что по всем правилам психотерапии я тщательно рассмотрела свое к нему отношение, осознала, приняла и спрятала в дальний уголок с пометкой «прожито». Я думала, что если мы и встретимся как-нибудь, то даже смогу улыбнуться – мол, да-да, помню, как сто лет назад мы соседствовали в одном разваливающемся доме и даже не здоровались. Как-дела-как-жизнь-как-семья? Но стоило снова его увидеть, перед глазами, словно по заказу, замаячила вытатуированная магнолия, пульсирующая, словно сердце скрывалось не за ребрами, а в самой ее сердцевине. Я пару раз моргнула, проверяя, но она все еще билась там, хотя Стас был прикрыт по самый подбородок.