- У тебя в багажнике лежат скотч, пакеты и пара мотков веревки – черта-с-два я сяду теперь в твою машину.
И он молча согласился, предложив мне самой выбирать направление.
С тем же успехом Стас мог подняться на высокую гору и смотреть, как я карабкаюсь, сбивая ладони в кровь, хотя у самого за спиной была припрятана веревочная лестница нужной длины. Он не облегчил мне задачу ни словом поддержки, ни хоть сколько-нибудь заметным движением навстречу. Поэтому, наверное, все и получилось наилучшим образом. Одерживая одну маленькую победу за другой – не над ним, а над собой, - в конце самого сложного марафона в моей жизни я, наконец, добралась до главного приза. За горизонтом скрывался не диплом, не высокооплачиваемая должность или долгожданный отпуск, как ошибочно мнилось мне с детства, а что-то намного, намного дороже.
- Я так долго тебя ждал, - сказал Стас, когда я, зажмурившись, поцеловала его, позволяя себе трепетать не от страха, а от счастья, которое толчками разлилось в стороны от сердца, чтобы переполнить меня и соединиться с волной, идущей навстречу.
- Я люблю тебя, Стас.
В конце концов, наши отношения вышли на тот уровень, когда родители поставили меня перед фактом: или я привожу своего парня знакомиться или… привожу своего парня знакомиться. Отцу надоело караулить у окна, следя за нашими чересчур потеплевшими в последнее время прощаниями. Мама с трудом удерживала его, чтобы не выскочил на крыльцо с полотенцем, а я совсем потеряла голову, если позволяла себе на глазах всей улицы целоваться до звезд в глазах.
- Что скажут люди, если увидят, как он… как ты… – возмущался отец, впервые за долгое время проявляя хоть какие-то сильные чувства.
- Именно, - поддакивал со своего места брат. – Соседки уже шепчутся – я сам слышал, простигосподи.
Он мстил, потому что я вытрясла из него все нечестно нажитые сбережения. Об одном только молчал – что Стас и был моей соседкой-студенткой весь прошлый год. Наверняка выжидал подходящего момента, чтобы урвать свой кусочек выгоды. Отец точно с меня голову снимет, если узнает.
Я надеялась, что запланированный ужин произойдет еще не скоро, но когда рассказала обо всем Стасу, обмирая в душе от ужаса, услышала в ответ:
- Отлично, давно пора, давай завтра.
И едва не грохнулась в обморок, представив, как он позвонит в дверь и отец затеет допрос прямо на пороге.
- Они не устоят, я обещаю, - слишком уж самоуверенно заявил Стас, но, тем не менее, сжал меня покрепче. – Не волнуйся, все будет хорошо.
А на следующий день заявился к нам домой в настолько умопомрачительном виде, что не устояла я сама, срочно нашаривая под собой в поисках, куда бы приткнуться. Потому что Стас выглядел не как наркоторговец или маньяк с дрелью под сиденьем – все до одной татуировки были скрыты под костюмом, стоимость которого наверняка покрыла бы недельную выручку целого магазина. Если отец и заготовил несколько гневных замечаний по поводу наших слишком тесных объятий, они выветрились с тонким запахом парфюма, который, словно дурман, успокаивал любого, только тронув ноздри.
Мама расстаралась с ужином, поэтому ожидала, что Стас высоко оценит ее кулинарные таланты, а меня, по счастью, больше гоняли на кухню и обратно. И хорошо, думала я, считая до пятидесяти, прежде чем вернуться и снова убежать. Желудок тоже стоял на стрёме, поэтому вряд ли оказался бы способен на переваривание – родители обходными путями выясняли, насколько далеко мы зашли в ежевечерних гуляниях…
- Поймите нас правильно, - тщательно выговаривала мама: - Саша очень самостоятельная, но мы все равно беспокоимся о ней, потому что раньше она никогда ни с кем не встречалась…
Меня скрутило уже выходе из кухни, поэтому я мгновенно шмыгнула обратно, успев заметить только, с каким злорадством кивает мне брат. Этот точно знал, когда задать неудобный вопрос.
Стас что-то отвечал – до меня доносился лишь тон его голоса: спокойный, рассудительный, очень мягкий. На фоне него мамины возгласы или смех звучали, как неожиданно включающийся миксер.
- Да, Саша очень самостоятельная, - поддакнул брат, когда я в очередной раз выползла, чтобы для вида посидеть за общим столом. – Такая самостоятельная, что мы по полгода ее не видели, пока она не смылась из универа. Знали бы вы, в какой дыре она там жила, но домой переезжать не торопилась. Наверное, соседи были очень приятными, правда, сестренка?