- Зачем ты привез меня сюда?
Не скажу, чтобы мне очень хотелось вновь окунаться в деньки, когда мы жили бок о бок, подозревая друг друга в тихом помешательстве, но Стас сказал:
- Хочу показать тебе кое-что. – И я, конечно же, как завороженная, поплелась следом. Я делала все, что он хотел, как бы ни старалась сохранять благоразумность.
Ноги все еще помнили скрипучие ступеньки, пальцы – отполированные многолетними касаниями перила, но глаза не сразу нашли белую обшарпанную дверь.
- Я же говорил, что стараюсь все исправить. – Стас обнял меня со спины и вложил во вспотевшую руку нагретый ключ. – Если ты когда-нибудь захочешь вернуться, чтобы снова сводить меня с ума своим пением, знай, что эта квартира всегда в твоем распоряжении.
Я сглотнула, но так и не нашлась, что ответить. Все, что он делал для меня, было большим, чем то, на что я могла рассчитывать. Он с поразительным спокойствием сносил мои причуды, гася надвигающиеся истерики и разделяя радости. И при этом так сильно меня любил, что порой хотелось плакать просто от мысли, что он рядом. Но, даже отвечая взаимностью, я чувствовала, что остаюсь не до конца честной. И наша неожиданная и глупая ссора только сильнее убедила – мне необходимо признаться.
- Хочу увидеть твою квартиру, можно? – спросила я, зная, что он не откажет.
Видеть ее во второй раз, но разглядывать – в первый, странно. Мне казалось, я вспомню по-армейски идеальный порядок и пару фотографий на прикроватном столике, потому что они не вязались с небрежным стилем, которым Стас будоражил меня весь год. Но, даже проведя ладонью по пушистому покрывалу на кровати, взглянув на окно, вид за которым который так походил на мой и все же чуточку отличался, я не смогла столкнуть пласты памяти с той ночи. Стас говорил, что все началось в парке, когда я вдруг отчаянно-смело поцеловала его, изумив и взволновав настолько, что он едва удержался от неправильного поступка прямо там. Но я была уверена, что для меня все случилось гораздо позже. Когда он, взяв себя в руки, довел меня до самой двери, а я не смогла с ним расстаться. Наверное, следя сейчас за моими перемещениями, он тоже ждал, что вспышка озарит темный угол, и разум откроет правду – не он соблазнил пьяную меня, а я не дала ему шанса мне отказать. Я давно уже догадалась об этом, но окончательно подтвердить это знание, как бы ни старалась, не смогла. И все-таки он не будет разочарован, потому что мне было, что сказать.
- Я действительно не помню ту ночь.
Лучи заходящего солнца ложились неровно, золотя его волосы, но скрывая в тени мягкий изгиб губ.
- От Южного и до полудня, когда я проснулась в своей кровати в диком похмелье, у меня в голове черная пустота. Но есть одна вещь, в которой я не уверена – сон это был, или же проблеск воспоминания. И я хочу спросить тебя о ней.
- Что это, Саша? – его голос дрогнул.
- Татуировка. У тебя их много. Слишком много, чтобы запомнить хоть половину. Но с самого пробуждения и до этой минуты меня преследуют магнолии, как будто пытаются о чем-то рассказать. Может быть, я и свихнулась, конечно, но ты можешь разубедить меня?
Вместо ответа он сдернул через голову футболку, и я сразу увидела ее там же, где и запомнила – бьющуюся, живую, настоящую. Посреди черного поля змеящихся линий.
- Это рисунок моей матери. Я хотел, чтобы она всегда была со мной.
- Не думаю, что смогу еще что-то вспомнить, — сказала я, гладя дрожащие лепестки кончиками пальцев. — Но очень надеюсь, что мы создадим новые воспоминания.
- Так и будет, Саша. Так и будет.
Конец