Папа ложится спать.
Наутро он раздвигает шторы, и я вижу, что все ветви у окна усеяны телами похожих на меня.
Я кричу, но никто не слышит, потому что мой бескровный рот зашит красными нитями.
Профиль автора: https://author.today/u/mvlebowski/works
Пресс (felidae)
Бонг-донг.
Вверх и вниз.
Левой-правой.
Я не вижу пресс – сегодня это клятую махину скрывает туман. Бело-серая дымка вьётся у ног, оплетает почти бесконечную очередь. Уходит вперёд, уходит назад, уходит к небу, которое с трудом пробивается синевой.
Я поднимаю голову, словно следую за туманом.
Бонг-донг.
Вверх-вниз.
Левой-правой.
Но остаюсь на месте. Буквально. Делаю вид, что шагаю. Очередь рядом – чуть сдвигается. А очередь позади – ворчит нечленораздельным человеком, уткнувшимся мне в спину. Хотя он больше уткнулся в телефон, чем в меня. Поэтому не замечает, что я уже пятый удар пресса стою и не пускаю дальше.
Но очередь рядом всё равно двигается. Меня одной не хватает. Даже если раскину руки – не хватит. Всё равно отвожу их в стороны. Словно пытаюсь ухватить людей за туман, который оплетает тела и возносится вверх.
Возможно, он хочет их забрать от пресса.
Надеюсь, что он хочет их забрать от пресса.
Просто не получается.
А раз не получается – буду стоять. Один поток из очереди задерживаю, пока не замечают.
Синее небо внутри тумана. Пробивается пятнами, как глазами смотрит.
Забери, забери, пожалуйста, забери, спаси их!
Бонг-донг.
Вверх и вниз.
Левой-правой.
Чавк? Был ли в конце донга чавк? Вроде не было. Но показалось, что... Сколько таких «показалось»? Пора бы уже понять: не показалось.
Никогда не казалось.
Телефон с человеком на поводке снова утыкается в спину. Снова ворчит очередь. Мы же двигаемся медленнее.
Я не вижу пресс, но знаю, что он скачет вверх и вниз. Из него потом вылетают маленькие кубики: с ними что-то там строят, что мы никогда не потрогаем. Мы просто отдаём этому прессу вещи. А иногда – не вещи.
Хотя для очереди – всё-таки вещи.
«Чавк» – отсрочка на два дня. Два дня с кого-то не потребуют дань прессу и кубикам, которые непонятно зачем и кому нужны. А если «чавк» был ещё живой – три дня без очереди.
Значит, три дня можно не приходить.
Режет живот. Режет грудь. А спереди только туман и люди. Нечему резать. Как собственные мысли могут делать больно? Это ж, получается, и убивать ими легко.
Бонг-донг.
Вверх-вниз.
Левой-правой.
Нет. Не «чавк» был. Я выдыхаю. Человек-телефон ворчит.
Если б «чавк» тогда – звук другой бы сейчас. Пресс не чистят – так быстрее.
Телефон... Телефон... У тебя же телефон! Открой! Посмотри!
Не знаю, чем телефон пленил. Наверное, кристалликами три в ряд. Убить время в очереди – неприятная рутина. Хотелось бы посмотреть в его экран и увидеть что-то кроме трёх в ряд. Может, намёк какой-то, что он сам не хочет идти. Что если б ему объяснили, он бы не шёл. Но я только мимолётом обернуться могу – недовольно, мол, что толкаешься, не для тебя спина моя цвела, и вновь стою прямо.
Пока сверху небо смотрит на нас и ждёт. Тоже надеется, что мы не хотим. Что если нам объяснить – никто не пойдёт.
Но они идут.
Можно не идти.
Но им не нужны объяснения.
Какая разница, если пресс всё равно не остановится, пока ему несут дань.
А вы несёте. За чужую жизнь – отсрочка на три дня, а не на один.
Хотя нет «чужих» и «своих» жизней. Есть просто жизнь, которую ты забираешь, чтобы ещё три дня посидеть спокойно и не вставать в очередь.
В которой рано или поздно придётся отдать себя.
Бонг-чавк.
Вверх-вниз.
Режет внутри. Я не двигаюсь. Не могу сделать вид, что иду. Но человек-телефон слился с туманом где-то позади. В прошлом. В том прошлом, где не было нового «чавка».
Может, просто органику подсунули? Еду какую. Или мусор.
Хотя кто будет отдавать мусор, если есть отсрочка на три дня...
Зачем себя убеждаю, что они несут еду, если они уже давно не носят еду?
В соседнем потоке двинулась женщина с ребёнком. Возмущается, что одинокую мать не пускают. Должны быть отдельные очереди, говорит, должно относиться с уважением к старшим, говорит, она же право имеет, говорит, быстрее добраться, чтобы дитятко не мучилось.
К прессу?
Ты хочешь быстрее к прессу?
Ты «право имеешь» забирать жизни ради кубиков, которые тебе не нужны?
Зачем ты вообще идёшь туда, куда никому не надо идти? Зачем с ребёнком?
Он вообще твой? Ты зачем его к прессу тащишь?!
Боль отступает.
Нет разницы, свои или чужие дети.
Прессу нет.
И мне нет.
Но это не одно и то же «нет».