Но как ни старались украинские националисты обособиться от России и русских, русский и украинский миры были тесно связаны, как связаны прошлое, настоящее и будущее двух восточнославянских народов, двух культур.
Была ли Украина колонией?
1
К началу XX века украинцы были вторым по численности народом Российской империи – больше двадцати двух миллионов. А накануне Первой мировой – уже двадцать четыре миллиона. Около четырех миллионов украинцев жили в соседней Австро-Венгрии.
В переписи 1897 года, первой всеобщей переписи населения в истории Российской империи, не было вопроса об украинцах – считалось, что малороссияне составляют часть единого русского народа, – но был вопрос о родном языке. Почти 18 % населения назвали родным «малороссийское наречие». Между тем выдающийся филолог, академик Алексей Александрович Шахматов доказывал, что это не наречие, а самостоятельный славянский язык, равноправный с русским, польским, чешским или сербским, и добивался «отмены стеснения малорусского печатного слова»[125]. Его мнение вполне разделяли академики Лаппо-Данилевский, Ольденбург, Корш, Фортунатов.
Этнографическое своеобразие малороссиян подчеркивалось не только в либеральной политической публицистике, но и в научных исследованиях: «Быт, жилища, костюм, способы землепользования, внутренние сельские распорядки, характер, народная поэзия, музыка, отношения к промыслам и т. д. представляют у них многие отличия от великороссов», – признавали составители авторитетнейшего энциклопедического словаря, изданного Брокгаузом и Ефроном[126].
В 1915 году Владимир Иванович Вернадский написал статью «Украинский вопрос и русское общество», рассказал об истории взаимоотношений России и Украины, кратко и точно определил и саму суть «украинского вопроса». При жизни автора эта статья не была напечатана, но сохранилась в архиве Академии наук СССР и была опубликована в 1990 году в журнале «Дружба народов». Вернадский пишет академично, не сколько сухо, но оцените его лаконизм и логику.
«Сущность украинского вопроса, – писал Вернадский, – заключается в том, что украинская (малорусская) народность выработалась в определенно очерченную этнографическую индивидуальность с национальным сознанием, благодаря которому старания близких и дальних родичей обратить ее в простой этнографический материал для усиления господствующей народности оставались и остаются безуспешными. Национальное самосознание украинцев развивалось на почве этнографических отличий, особенностей психики, культурных тяготений и наслоений, связывающих Украину с Западной Европой, и исторически сложившегося уклада народной жизни, проникнутой духом демократизма»[127].
Украинцы жили в Петербурге, Москве, Варшаве. Во времена столыпинских реформ немало украинских поселений появилось в Сибири и в Туркестане. «Хохлы»[128] издавна селились в Астраханской губернии, в Области войска Донского, а на Кубани и вовсе жили потомки настоящих запорожцев – кубанские черноморские казаки. В Киевской, Черниговской, Харьковской, Полтавской, Екатеринославской, Херсонской, Таврической, Волынской, Подольской губерниях украинцы составляли большинство населения, если не считать Крыма и больших городов.
В отличие от городской интеллигенции и промышленных рабочих, селяне слабо подавались ассимиляции. И это не удивительно. Даже народные учителя, которые должны были преподавать детям русский язык, сами часто говорили по-русски с украинским акцентом и пересыпали русскую речь украинскими словами. Поскольку ученики другого языка, кроме украинского, не понимали, то и учителя вынуждены были переходить на мову[129]. На Украине «просто не было критической массы этнически русского населения, которое могло бы русифицировать десятки миллионов украинцев»[130].
Многочисленные украинские слободы заходили далеко на территорию Воронежской и Курской губерний, где они или располагались чересполосно с русскими деревнями и селами, или оставались вкраплениями в массиве русских поселений. Отношения между русскими и украинскими крестьянами были хорошими, дружественными. Русские и украинцы (их всё еще называли малороссиянами или хохлами) ходили в гости друг к другу на престольные праздники. Случалось, что русские и украинские деревни относились к одному приходу. Но девок из великорусских деревень малороссийские парубки нечасто брали себе в жены, а малороссийские дивчины редко выходили замуж за парней-великороссов. Этот взаимный брачный бойкот с удивлением описывали этнографы и в конце XIX века[131], и даже в двадцатые годы века XX-го[132].
125
См.: Императорская академия наук об отмене стеснений малорусскаго печатнаго слова. СПб.: Тип. Императ. акад. наук, 1905. С. 1–96.
126
Россия // Энциклопедический словарь. Т. XXVII. СПб.: А.Ф.Брокгауз (Лейпциг), И.А.Ефрон (С.-Петербург), 1899. С. 142.
127
128
Во многих слободах русско-украинского этнографического пограничья это слово было не обидной кличкой для украинцев, а настоящим самоназванием.
129
132