По всему городу разносилась музыка. Горожане танцевали везде, где только можно было это устроить: на широких центральных улицах, на совсем маленьких круглых площадях с фонтанами или колодцами, снабжающими город водой, и даже на плоских крышах некоторых домов.
Из трактиров, таверн и ресторанов доносились дразнящие запахи еды. Заведения не вмещали всех желающих подкрепиться, и перед каждым из них были расставлены столы. Максимиллиан Третий в честь своего дня не поскупился и выделил городским заведениям немалую сумму из казны, чтобы те в его честь могли бесплатно кормить всех желающих.
Накануне Максимиллиан отстоял церковную службу и одарил благочестивых братьев щедрым пожертвованием. Не менее солидное подношение король сделал городскому университету. Получили хорошую награду и артисты столичного театра, недаром он носил гордое название Королевского.
Не обошел король вниманием сиротские приюты, работные дома и госпитали. Вознаградил и ремесленников, взявших в обучение неимущих детей.
Из центрального городского собора с раннего утра доносились глубокие звуки органа и возвышенное пение: Церковь молилась за здоровье и благополучие Максимиллиана Третьего.
Университетский хор начал день с торжественной оратории в честь монарха, написанной деканом факультета музыки.
В театре вечером ставили трагедию, посвященную приходу к власти основателя династии Де Монтассаров.
Сидящие за столами горожане то и дело поднимали тосты в его честь.
Когда праздник закончится, все станет по-прежнему. Дворяне будут плести интриги, сироты в приютах и старики в работных домах все так же будут
голодать, ремесленники — едва сводить концы с концами, а нищие — все так же просить милостыню. Но сегодня столица любила своего короля.
Главные события праздника разворачивались в королевском дворце. Слуги, украшавшие Пале-Де-Тувель, накануне потрудились на славу, и теперь все здание от нижних до верхних этажей просто утопало в цветах и их нежнейших ароматах. Дворец был наполнен светом и нежной музыкой, которую играли в каждом из многочисленных залов специально приглашенные музыканты.
С яркостью и изяществом цветов соперничали роскошные туалеты придворных, пришедших засвидетельствовать свое почтение Его Величеству, поздравить его и принять участие в празднике в его честь. Дамы и кавалеры, нарядные и беспечные, как мотыльки, порхали из зала в зал, веселясь и получая нескрываемое удовольствие.
Между аристократами бесшумно сновали слуги. Ловкие и проворные мужчины в строгих черных с белым ливреях и женщины в серых платьях напоминали хлопотливых муравьев. Одни разносили между гостями подносы с вином, фруктами и легкими закусками. Другие сновали туда и обратно, накрывая огромный стол для предстоящего пира. Третьи тенью стояли у стен, каждую минуту готовый выполнить любую прихоть какого-нибудь из гостей.
Его Величество Максимилиан Третий с утра принимал подарки и поздравления. Полновластный правитель Трезеньеля решил проявить скромность, так как дата была не круглая, и поэтому приказал устроить церемонию в Малом парадном Зале Пале-Де-Тувель. Король величественно восседал в высоком кресле. По случаю праздника Максимиллиан Третий был одет в белое: белоснежный атласный камзол с золотым шитьем, такие же ренгравы, чулки и туфли. В соответствии с протоколом Его Величество был в короне, но головной убор, который украшал тщательно завитые каштановые волосы монарха, напоминал, скорее, узкий золотой обруч, инкрустированный бриллиантами.
Его Величество выгодно оттеняли самые близкие придворные, которым монарх каждый год лично оказывал честь, приглашая присутствовать на церемонии принесения даров.
По правую руку от Максимиллиана Третьего стоял его самый близкий родственник — его двоюродный брат, Великий Герцог Гильом Де Тайер. Как будто специально для того, чтобы создать контраст между собой и царственным кузеном, Великий Герцог был одет во все черное. Гильом Де Тайер смотрел на происходящее со свой обычной пренебрежительной усмешкой.
По левую руку Его Величества на низеньком стуле, принести который соизволил приказать сам монарх, сидела его советница, баронесса Одиль Де Верлей. После поистине чудесного выздоровления от Ведьминой хвори леди Де Верлей была все еще слегка бледна.