Барон выругался и вскочил:
— Я сейчас же прикажу прочесать весь парк! Он не мог далеко уйти!
— Спокойно, друг мой, — остановил его герцог. — Для шпиона это было бы слишком примитивно. К тому же мы не сказали друг другу ничего такого, что могло бы кинуть на нас хоть тень подозрения. Так что, кто бы там ни был, можно поискать следы завтра.
Герцог откинулся на спинку кресла, постучал пальцем по опустевшему кубку и выразительно посмотрел на слугу. Мигуэль вскочил на ноги и проворно наполнил оба кубка.
— Прости его, герцог, — поморщился Дени. — Полгода назад мне пришлось продать его старшего брата, его буквально выпросил один купец из Офрейна. С тех пор мальчишка боится собственной тени.
— Выпороть его как следует, для храбрости, — усмехнулся Гильом.
— Непременно, — кивнул барон. — Но время уже позднее. Идем, я покажу тебе твои покои. Мигуэль, убери тут все, я займусь тобой потом. И если, не дай Единый, ты разбил какую-то из фигур, на тебе живого места не оставят.
Мальчик молча поклонился.
— Пришли ко мне кого-нибудь из горничных посмазливее, пусть принесет свечу, — Великий герцог Гильом подмигнул барону. — Ты же знаешь, как я люблю почитать на ночь!
— Непременно! — расхохотался в ответ Дени.
Мигуэль смотрел вслед весело смеющимся господам, выходящим из библиотеки. Из его глаз текли слезы.
***
От прогремевшего почти над самой головой раската грома и последовавшей за ним вспышки молнии Мате̇ос от неожиданности потерял опору под ногами. Но, успев сгруппироваться в падении, юноша мягко и почти бесшумно приземлился на клумбу на обе ноги.
Этот весенний проливной дождь был для Матеоса и другом, и врагом. Другом — потому что те, кто должен был нести охрану столичного поместья барона Де Шаррака, в такую отвратительную погоду выполняли свои обязанности очень неохотно. Именно поэтому Матеос и смог пробраться в парк Пале-Де-Шеллона незамеченным. Потом юноша просто вскарабкался на огромный дуб, который рос под окнами второго этажа. Матеос собирался проникнуть в поместье через библиотеку, а потом отправиться на поиски младшего брата. Или того, кого можно было бы спросить о нем — дворцового повара, кого-то из лакеев или какую-нибудь из горничных. Матеос очень боялся, что барон продал их с братом в разные места.
С бешено колотящимся от волнения сердцем юноша заглянул в высокое окно. Бывшему телохранителю повезло: тяжелые гардины не были задернуты. С досадой юноша понял, что проникнуть в поместье этим путем будет невозможно. Внутри горел камин: в библиотеке кто-то был. Тревожно всматриваясь в полумрак и ловя каждое движение внутри, юноша смог рассмотреть два силуэта. Один из них он узнал сразу — он принадлежал барону Дени, его бывшему хозяину. Во втором человеке Матеос, присмотревшись, различил Великого герцога Гильома. Юноша тяжело вздохнул и затаился. Он был готов ждать сколько угодно, пока эти двое уйдут, лишь бы получить хоть какие-то новости о брате.
Он и Мигуэль не видели друг друга уже почти полгода. Хозяин продал Матеоса торговцу редкостями из Офрейна, и тот едва не увез юношу с собой на родину. Точнее, увез. Они путешествовали морем уже третьи сутки, когда юноше удалось прокрасться ночью на палубу, отцепить от борта пустую бочку, спрятаться в ней и отдаться на волю волн. В тот момент Матеос был в таком отчаянии, что даже смерть в ледяной воде казалась ему гораздо более легким исходом, чем больше никогда не увидеть Мигуэля.
Матеосу повезло. Через пару дней его бочку принесло к пиратскому кораблю, и капитан, Аделл Неттли по прозвищу Бессердечный, забрал беглеца на борт матросом. Фрегат «Летящий» шел курсом на остров Энье̇с. «Полуживые», как представил ему команду капитан Неттли, везли туда какую-то контрабанду. Это было очень смело: самопровозглашенное эрцгерцогство Эньес, которое восемьдесят лет назад основали восставшие рабы, находилось в блокаде почти всех крупных государств континента, за исключением, пожалуй, только Офрейна, где, по странной иронии, рабство было узаконено, и пиратского города Марранда. С другой стороны, все государства Каэрона признавали установленный Эньесом обычай, по которому раб, ступивший на берег острова, становился свободным. Капитана Аделла Неттли по прозвищу Бессердечный такое положение вещей ничуть не смущало. Полуживые лихо и отчаянно грабили корабли работорговцев — и имперских, и офрейнских, пополняя Эньес новыми гражданами и увеличивая число свободных людей на Каэроне.