— Ты явно не местный, парень.
— В Андоре не заключают в темницу за прелюбодеяние, — пояснила Линин. Она оттолкнулась спиной от стены и сделала шаг вперед, окружив себя солнечными лучами. — Пусть это и считается нарушением закона. Таким как я ставят печать на плечо, дают прозвище и позволят работать дальше. И, конечно же, мы платим налоги. — Она постаралась подчеркнуть свои последние слова. — Губернатор никогда не запретит публичные дома, уж слишком большую прибыль в казну они приносят.
— Тогда, почему ты здесь? — не скрывая своего любопытство, спросил Нолан.
— Там, откуда ты родом, скорее всего не слышали о слове "бестактность".
"Странно слышать такие слова от девушки, избравшую подобную профессию", подумал Кевин, но говорить в слух этого не стал. Он промолчал, понимая, что Линин сама все расскажет. Нужно было только подождать.
Линин опустила голову и сделала шаг назад, выходя из-под лучей солнца, ища поддержки у мрака.
— Меня обвинили в ведомстве. Почему-то мой постоянный клиент, который, я почти была уверена в том, что он любит меня, решил, что я ведьма и влеку его исключительно темными чарами. — Линин грустно улыбнулась, а в ее глазах задрожали еле заметные слезинки.
— А какое наказание предназначается за колдовство в Андоре?
Линин не ответила. Но, за нее это сделал Тиф:
— Смертная казнь через повешенье.
Кевину стало не по себе, он даже почувствовал призрачное сдавливание петли на шее. В его образе всплыла живая картина — Линин стоящая на эшафоте, с завязанными за спиной руками, и молчаливо глядящая вдаль, а вся городская площадь полностью забита людьми, жаждущими зрелищ.
Кевину стало ее жалко.
— Завтра будет праздник, приуроченный ко дню рождения первому губернатору из ордена Лордов. Скорее всего, перед ярмаркой меня и повесят вместе с остальными преступниками, — закончила свой печальный рассказ Линин, и по ее щекам все же потекли слезы.
Яркий квадрат солнечного света почти вплотную приблизился к стене, в которой было проделано окно. Кевин не знал точно, сколько времени прошло с тех пор, как он очнулся на холодном полу темницы, но предполагал, что не меньше трех часов. Все это время он размышлял о том, как ему выбраться из закрытого пространства тюрьмы и как доказать свою невиновность. Его новые знакомые пытались задавать ему разные вопросы о его прошлом, но, увидев его нежелание поддерживать данную тему, сдались, чему Кевин был только рад.
В комнате было сыро, холод окутывал конечности, а заодно его начали посещать мысли об уборной. Он сильно сомневался, что справлять нужду ему позволят в специально отведенном для этого месте. В дальнем углу комнаты стояло деревянное ведро, от которого исходил неприятный запах, предлагая ему самому догадаться о его предназначении.
Им принесли обед, который состоял из кукурузной каши полностью лишенной какого-либо вкуса, двух черствых сухарей и стакана воды, от которой исходил сильный запах ржавчины. Кевин был погружен в свои безрадостные мысли и ел механически, не замечая, что твердые сухари царапали ему нёбо и горло. Но, воду пить он не стал, так как мочевой пузырь и так был переполнен, а справлять нужду в ведро, тем более в присутствии девушку, было неловко. Но и терпеть без конца, он прекрасно осознавал — не получиться. В отличие от него, Тифу не мешало присутствие Линин. Да и сама Линин не смущалась перед мужчинами, используя ведро.
"Ей не привыкать оголяться перед незнакомцами. К тому же в этих местах справлять нужду в ведро — привычное дело. Я здесь единственный человек, избалованный человеческим прогрессом".
Доев сухари, стряхнув с одежды крошки и покончив с робостью, Кевин подошел к Линин и присел рядом с ней. Сама Линин в это время, смотрела с грустью в пол и водила пальцем по полу, рисуя призрачные фигуры и символы, при этом что-то негромко напевая. Прежде чем она замолчала и обратила на него внимание, Кевин успел заметить, что у нее вполне приятный мелодичный голос.
— У тебя есть семья? — спросил он, думая о Клэр и Кэтти.
Линин улыбнулась, после чего, опустив взгляд, снова принялась водить пальцем по полу:
— Отца я не знала. А мать давно умерла, — негромко ответила она. — Жениха нет, детей тоже.
Ее веселый нрав, который искрился при его пробуждении, теперь полностью испарился, давая понять, что это было ее маленькое средство защиты от мыслей о скором будущем, что терзали ее душу. Или же это была некая стена от мужского пола, которой она пользовалась, чтобы скрыть свою тонкую и ранимую натуру.