Энергичный, подвижный, Александр Михайлович Кущев, казалось, никогда не отдыхал. Человек высокой культуры, он хорошо знал и любил штабную работу, умело руководил подчиненными. В армии все знали его «конек» — контроль за исполнением приказов и боевых распоряжений Военного совета и штаба армии. Исключительно пунктуальный во всем, Кущев добивался и от других такой же высокой дисциплины. Причем делал это так, что не сковывал инициативы подчиненных ему офицеров и нижестоящих штабов. Генералы Н. Э. Берзарин и А. М. Кущев, разрабатывая планы операций, с полуслова понимали друг друга. Такое взаимопонимание и подлинная фронтовая дружба были нормой в отношениях между всеми членами Военного совета, командующими родами войск и начальниками служб штаба армии. Такая деловая, товарищеская атмосфера в Военном совете, штабе и политотделе армии во многом способствовала успешному решению самых сложных вопросов даже в быстро менявшейся боевой обстановке.
Первоначально штаб предлагал оперативное построение армии сделать в два эшелона. Это вытекало из установившихся взглядов на организацию и осуществление прорыва. Весь опыт войны показывал, что при взломе сильно укрепленной обороны противника, а именно такую оборону нам предстояло преодолевать, армии на главном направлении имели, как правило, двухэшелонное построение. Но Н. Э. Берзарин посчитал нужным поступить иначе.
— Нет, дорогие товарищи, — сказал он, ознакомившись с предварительным вариантом, — армия должна иметь одноэшелонное оперативное построение — все корпуса в линию. И вот почему... — Николай Эрастович взял в руку карандаш и склонился над картой. — Посмотрите сюда. В нашем распоряжении — ограниченный плацдарм, который позволяет иметь глубину оперативного построения лишь на десять — двенадцать километров. Тесно, очень тесно для двух эшелонов. Это — первое. Затем нам надо нанести мощный первоначальный удар для быстрого прорыва тактической глубины обороны. Ведь так?
— Да, так, — согласились все члены Военного совета.
— Значит, основные силы надо сосредоточить в первом оперативном эшелоне.
— А чем же мы будем наращивать усилия на главном направлении, чем громить оперативные резервы врага? — спросил генерал А. М. Кущев.
— Не забывайте, Александр Михайлович, — ответил командарм, — что в нашей полосе вводится в прорыв Вторая гвардейская танковая армия. Она и будет развивать успех. Да еще у нас будет армейский резерв — усиленная стрелковая дивизия...
Логика рассуждений генерала Берзарина была убедительной и четкой. Я невольно залюбовался Николаем Эрастовичем в эти минуты: вдохновенный взгляд, энергичные жесты, ясное изложение мыслей — человек творил. Его решение соответствовало основной идее всей фронтовой операции и вытекало из сложившейся обстановки, которую командарм всесторонне и глубоко оценил.
Необычным было и решение Н. Э. Берзарина о «нарезке» полос наступления стрелковым корпусам. Армия прорывала оборону противника на 6-километровом участке при общем 12-километровом фронте наступления. И значительная часть полосы прорыва (5,5 километра) на главном направлении отдавалась одному стрелковому корпусу — 26-му гвардейскому. В то же время соединениям, наступавшим на вспомогательных направлениях, выделялись меньшие полосы: правофланговому 9-му корпусу — 2,5, а левофланговому 32-му стрелковому корпусу — 4 километра. Если учесть, что по количеству личного состава все корпуса были приблизительно в равном положении, то на первый взгляд казалось, что не соблюден один из важнейших принципов военного искусства — массирование сил и средств на главном направлении. Но это только на первый взгляд. 26-й гвардейский корпус, имея наибольший фронт наступления, получил на усиление больше, чем другие соединения, артиллерии, все танки и самоходно-артиллерийские установки, приданные 5-й ударной. Этим-то и создавалось подавляющее превосходство над противником.
9-й и 32-й стрелковые корпуса на узких участках наступления создавали высокие плотности за счет своего двухэшелонного построения и глубоких боевых порядков в дивизиях. Они прочно прикрывали фланги 26-го гвардейского корпуса, который наступал в центре оперативного построения армии. Определяя участки наступления, Берзарин хорошо учел характер местности и обороны противника. Соединениям на флангах армии предстояло наступать в лесистой местности, затруднившей ориентировку и управление войсками, а наличие в полосах наступления многочисленных опорных пунктов врага требовало свежих сил для наращивания удара, что легче всего было сделать за счет вторых эшелонов.