Трудно, когда весь в черном, теперь по саду итти, –
Мерещится: белый упорно, стоя, ждет на пути.
Остановиться, не итти дальше, так тут и окаменеть.
А утром уже не будет трудно, будет легко – белеть.
И утром, будто обычно, сюда много – искать – придёт.
Остановятся – и один скажет, указывая, строгое: вот.
1909. Девичье.
Часть первая
Памяти Н. И. Лютынского.
Некоторые считали его сумасшедшим. Его приближенные достоверно знали что это не так.
Лепет
Праздник зимний
Большой.
Сад – разубранный в иней.
С неба нежные гимны,
На земле ветра вой.
Я любуюсь цветами,
Их касаюсь устами.
Фиалки-весталки
Какими то снами темнеют…
О, веют как Вами… как жалки!
А вчера была елка!
Вот с елки иголка –
Подарок, вся в ржавой пыли.
Кукле в сердце вколи.
Нет у меня куклы, есть друг дорогой.
Ой…
Вкололась иголка,
Последняя елка.
1913.
Елка в больнице
1. Веселые дни.
Под лай веселый балалайки,
Под вой ветра в желобах,
Летают розовые стайки,
Улыбки в девичьих губах.
Ах, в белом доме жизнь – веселье:
Вкруг темной ели все поют.
Пусть наша кровь – отравно зелье
И эти губы отцветут.
1913.
2. Пляска.
– Тра-ла-ла, Тра-ла
Ла!!.
Смерть тенями зацвела.
Шум и топот ног.
А в божнице Бог,
Седой,
Молодой,
Кротко смотрит – пляшут, видит.
Явь обидит,
Смерть покоит. –
Разве жить теперь не стоит?
– Тра-ла-ла, Тра-ла
Ла!..
Смерть зеленым расцвела.
1913.
3. Покой.
Да и шум, да и пляски печальные там.
Но покой по теням там, по хвои цветам,
Какой!
И на лицах и черных старух и девиц молодых,
Седых,
Тени, тени покоя,
Положила зеленая хвоя.
Смерть? Да, да, да – долго, в долг,
Бог дает жизни муки.
Только вдруг – и холодные руки,
Только вдруг – и колеблются силы,
И, милый,
Покой, о какой!
1913.
Без болезни, без стыда, мирно…
Придет мой день – положат в ящик голым.
И вот больничный, белый, бледный конь.
Отправят прах, расплывшийся дебёло,
В часовню, в тишь, где холод, мрак, и вонь.
И желтый гроб с неплотно легшей крышкой,
Другой одёр – огромный конь везет.
И, вслед, безумный, видя, кличет: с Тишкой?
Покончил, сволочь, скверный свой живот!
И находящимся в гробах дарована жизнь
Белая-бледная-больничная лошадь везет тихо невзрачный, черного цвета ящик. В ящике мышь грызет, грызет угол – добыть света, поэту лежащему в ящике. Света… Кто же это сказал слово – слышали? Голый поэт недвижим, мертв. И уже проехали окна больничного большого зала, уже пора – сейчас…. Сходи же.
Как-то ты голый, весною, пойдешь,
Мимо английского сада и парка,
Желтый, небритый, колючий как, ёж.
Солнце-то светит, как ярко!..
Как ярко…
Кто это шепчет? И мышь испугал.
Мерзлый мертвец скажет ли слово?
Шумный ворон и галок кагал
Новость несет, привычную крову.
Эх, как свалил сторож безбровый…
Солнце все светит, как ярко…
Света…
Вноси же.
1913. Преображ. больн.
Часть вторая
О, кто мне скажет, что в моей крови?
Волос черный, жаркий –
Жгучая печать то
Пламени плотского.
Здесь человек лишь снится сам себе.
Песня
(Из повести: Последнее посещение)
О нежном лице
Ея,
О камне в кольце
Ея,
О низком крыльце
Ея,
Песня моя.
О пепле волос твоих,
Об инее роз твоих,
О капельках слез твоих
Мой стих.
Желто лицо
Мое.
Без камня кольцо
Мое.
Пустынно крыльцо
Мое.
Но вдвоем,
Ты и я,
Товий и Лейя.
Наша песня печальна, как родина наша.
Наша чаша полна и отравлена чаша.
Прикоснемся устами,
И сожжем в ней уста мы,
Ты и я,
Товий – Лейя.