Мы помогаем Вере Матвеевне встать.
— Ступайте, пани, ступайте до дому и ложитесь в постель! — прощается с ней наша случайная знакомая.
Мы выходим на улицу.
— Сейчас я позову извозчика и отвезу вас домой, — соображаю я. — Или, хотите, поедем к нам?
— Никуда я не поеду. Мы пойдем с тобой в аптеку, там мне заклеют лоб пластырем, и мы пойдем по остальным адресам нашего списка.
— Там всего два адреса осталось. Успеем завтра утром…
— Нет, после аптеки обойдем всех, кто остался. Непременно сегодня!
В аптеке Вере Матвеевне смазали ранку йодом, заклеили пластырем и сказали:
— Ваше счастье — только ссадина. Чуть пониже — и остались бы вы без глаза!
На это Вера Матвеевна сказала беззаботно:
— А на кой он мне, тот глаз? Он же все равно не видит…
Уже выйдя со мной из аптеки на улицу, она говорит:
— Обрати внимание: сколько людей сегодня сказало мне, что я счастливая!
Мы обошли все оставшиеся адреса. Их оказалось не два, а четыре.
Я не соврала, когда сказала «два», — последние адреса были написаны на обороте списка.
Когда мы наконец возвращаемся домой — уже в сумерки, — Вера Матвеевна ступает тяжело, с утомлением. Теперь она все время шепчет про себя:
— Луку зеленого на рубль. Чтоб на всех. Еще — редиски.
Непременно. Мясо. Белых булок…
Я слушаю ее шепот и леденею от ужаса. Неужели Вера Матвеевна сошла с ума?
Она чувствует мой страх — она же все видит, словно зрячая! — и успокаивает меня:
— Не обращай на меня внимания. Когда я хочу запомнить что-нибудь крепко-крепко, я несколько раз говорю это себе шепотом. Это у меня все равно как если б я занесла в записную книжку.
На нашей лестнице мы встречаем спускающегося Матвея. Он был у нас и уже уходит.
— Ну? — спрашивает у него Вера Матвеевна. — Как?
— Чудно! — отвечает Матвей. — Семьдесят пять рублей!
А у вас как?
Вера Матвеевна расцветает:
— И у нас восемьдесят! Живем, сыну?
— И как еще живем, Вера Матвеевна!
— Только, Матвей, имей в виду: рублей десять — двенадцать надо отдать на тюремный Красный Крест. В Антокольской тюрьме сейчас много политических сидит! И есть как раз возможность сделать передачи… Луку надо, сам знаешь. Теперь уже есть зеленый. Редиску или редьку. Котлет нажарим. Булок белых, французских…
— Все, что вы скажете, Вера Матвеевна!
Уже в постели, засыпая, соображаю:
«Это Вера Матвеевна говорила про передачу политическим заключенным. Ведь в тюрьме живут голодно. И нужен лук, мясо, а не то начнется цинга… Помощь политическим заключенным — это делается потихоньку от полиции. Этим ведает все та же Вера Матвеевна».
Потом — уже в предсонном тумане — возникает мысль о завтрашнем докладе Александра Степановича. Интересно!
Потом — хлоп! — словно заперли дверь, — и сон…
Глава третья. ЗАЧЕМ И ОТЧЕГО КРЕЙСЕР «СФАКС» ПЛЫВЕТ К ЧЕРТОВУ ОСТРОВУ
— Не ждите от меня, — так начал свой доклад Александр Степанович, — повторения того, что писали о деле Дрейфуса газеты пять лет назад. С тех пор многое неизвестное стало известным. Многое тайное стало явным, иное темное прояснилось.
Конечно, мне придется напомнить вам также и некоторые основные узлы дела Дрейфуса. Но я расскажу вам то, что за год пребывания во Франции мне удалось узнать от моих друзей — журналистов и общественных деятелей.
Весной 1894 года военный министр Франции генерал Мерсье сделал в палате депутатов доклад «О состоянии армии и флота».
Мерсье нарисовал радужную картину — все великолепно, безупречно! Армия и флот в образцовом состоянии!
Докладу военного министра Мерсье бурно аплодировали все депутаты, кроме социалистов: социалисты ему не поверили.
Социалисты были правы: доклад военного министра генерала Мерсье представлял собой сплошную ложь. На самом деле военное положение Франции внушало тревогу. Тревожило и то, что в Генеральном штабе Франции гнездилась измена. Там исчезали, а потом снова появлялись важные документы. Очевидно, ктото из людей, имевших к ним доступ, уносил их — куда? зачем? — а потом снова клал их на место. Но кто делал это? Кто?
Военный министр генерал Мерсье получил анонимное письмо:
«…Берегитесь! В вашу овчарню повадился волк. Может быть, даже два… Берегитесь!»
Стали искать. Но тщетно. Следы шпиона были неуловимы.
И тут вдруг появилась надежда схватить виновного! Среди шпионов-агентов французского Генерального штаба была сторожиха из германского посольства. Она приносила все, что находила в корзинках для бумаг, в выметаемом мусоре, в золе, выгребаемой из печей и каминов. Осенью 1894 года среди обрывков, клочков обгорелой бумаги, принесенных сторожихой из германского посольства, был обнаружен важный документ — так называемое бордеро, или сопроводительная бумага: «Посылаю вам четыре нижеследующих документа…» Правда, большого военного значения посылаемые документы не имели, но ведь это были французские военные документы, они хранились в Генеральном штабе! Кто-то пересылал их в Германию. Значит, кто-то продает Германии французские военные документы. Кто это делает?
Военный министр генерал Мерсье пришел в ярость. Если все это получит огласку — скандал! Начнутся запросы в палате депутатов, газетная шумиха, неизбежная отставка кабинета министров… Этого нельзя допустить!
«Ищите!» — приказал Мерсье так грозно, что все поняли: надо не просто искать, как искали до сих пор, — надо найти! Во что бы то ни стало найти шпиона или хотя бы такого человека, которого можно объявить шпионом.