— Ни-чего…
— Держись. Сейчас попробую помочь. Дай руку. Только держись, слышишь! Даня!
Брат появился на пороге.
— Вызывай скорую.
— С ума сошла? — мрачно поинтересовался Данька, — Они же у него кровь брать станут.
— Мне плевать. Он умирает, слышишь? Понимаешь, Даня, ОН СЕЙЧАС УМРЕТ! Если мы срочно не сделаем что-нибудь.
Данька полыхнул глазами и неслышно исчез с порога.
— Юра… Юрочка. Пожалуйста… Милый, хороший… Держись…
Я вливала в него свои силы — но чувствовала, как они уходят в никуда, в бездонную жадную пропасть. Юрка сползал туда. Я вцепилась в него мертвой хваткой, но меня не хватало — он уходил, ускользал сквозь пальцы, просачивался, как песок. Я вцеплялась снова, сильней, но все напрасно.
Он вдруг улыбнулся серыми бескровными губами.
— Я мечтал… что ты будешь рядом со мной, когда я умру… Спасибо, Алюшка. Я… счастлив… теперь… Прости…
— Юра! Ты не умрешь! Не умрешь!
Я поняла, что плачу. Слезы рекой — это плохо. Это просто отвратительно, нарушает концентрацию. Вдруг нестерпимо заныло сердце и накатила странная тошнота и слабость. Я поняла, что еще немного — и буду пуста. До дна.
— Даня… Помоги…
— Даня, — прошептал Юрка, когда брат прикоснулся к его руке, — я прошу тебя… я знаю, ты сможешь… не дай мне вернуться. Я не хочу быть Настоящим. Ты обещаешь мне?
— Обещаю, — Данька опустил голову.
Потом был звонок в дверь, худая врачиха с усталым дицом и злая задерганная медсестра, на которую пришлось посмотреть, чтобы она приступила к своим прямым обязанностям. Они вкололи Юрке какую-то дрянь, но даже дрянь не могла остановить сползание в пропасть…
— Не понимаю, как он до сих пор жив, — шепотом сказала врачиха, — сердце фактически не работает. Какие силы держат его?
Я знала, какие. Но силы закончились — и у меня и у Даньки…
Я проводила врачиху с медсестрой до входной двери. Послушала, как зашумел лифт. Уехали, уверенные в том, что дали успокоительное одной нервной даме… Потом тихо вернулась в комнату.
— Уходи, — сказал Даня.
Он стоял спиной ко мне — но даже когда я передвигалась неслышно, он чувствовал мое присутствие.
— Я хочу проститься с ним.
— У меня очень мало времени. Я должен сделать то, что я обещал Юре. И я не хочу, чтобы ты видела это. Уходи. Иди домой.
И я послушалась.
Я бездумно шла по улице. Неважно, куда — вперед, а там посмотрим.
Прохожие попадались редко — мало кто в такую метель в одиннадцать часов вечера рискует высовывать нос из дома. Отец… Юрка… Две смерти на сегодня — это слишком… слишком для одного Новичка!
Кажется, я выкрикнула это вслух — по крайней мере, одинокий прохожий словно споткнулся и посмотрел на меня. Я поймала его взгляд — молодой парень, лет двадцать пять, ничем не примечательное лицо, светлые глаза… не бойся, ты не запомнишь меня.
Впереди был парк. Не знаю, зачем я пошла туда — увязая по колено в снегу на нерасчищенной аллее, навстречу ветру и снегу.
Энтузиазма моего хватило до первой скамейки — я даже не стала сбрасывать с нее снег, плюхнулась и уткнулась лицом в колени. Плохо… Плохо-плохо-плохо-плохо…
— Проблемы, Новичок?
Я вздрогнула и подняла голову. Двое. Мужчина-Настоящий и девушка-Новичок… Нет. Не Новичок. Я осознала это внезапно, поняв, что срок пребывания этой девушки на земле подходит к концу, она не проживет и полугода… Уходящая. Кормушка. Живая ходячая закуска.
Ненависть — страшная вещь. Мне было все равно, кто он, этот Настоящий, имеет ли какое-нибудь отношение к Юрке или вовсе оказался здесь случайно… Откуда-то вдруг взялись силы, я поднялась со скамейки…
Видимо все это отразилось на моем лице. Глаза Настоящего расширились — и я вдруг отчетливо поняла, что он испугался. Испугался, несмотря на то, что я — Новичок, а он — Настоящий и может меня три раза заткнуть за пояс.
Мужчина попятился, утягивая за собой за руку девушку и стараясь, чтобы она была между мной и им и стал лепетать дрожащим голосом:
— Ты что, психованная? Что я тебе сделал?
— Я вас НЕНАВИЖУ, — сказала я и шагнула вперед.
Не знаю, что подумал Настоящий, но нервы у него сдали окончательно, он отпустил руку девчонки и бросился наутек, причем таким образом, к какому ни один Настоящий в городе обычно не прибегает — то есть на крыльях. Я проводила его разочарованным взглядом, от души пожелав на прощание, чтобы ветер приложил его об какое-нибудь дерево.
Девушка стояла, испуганно озираясь. Потом повернулась и медленно побрела к выходу из парка.
— Погоди, — крикнула я ей вслед, — Да стой ты!