Всегда можешь справиться в своем стареньком iPad, – говорит она.
Их старая шутка. Они смеются, как школьники. Под сводом прихожей появляется близнец, впустивший его через входную дверь.
Нам кажется, что, возможно, вам лучше уйти, Ричард, – говорит он. – У мамы немного уставший вид.
Рабочее название? – спрашивает Пэдди.
Она говорит это так, словно близнеца здесь нет. Ричард тоже его игнорирует.
Такое же, как у романа, – говорит он. – Чтобы убедить людей, что это экранизация книги, которую купила тьма народу, а значит, должно быть что-то хорошее.
А сам роман как называется? – спрашивает она.
Апрель.
Ах, – говорит Пэдди. – Конечно. Какое название для книги. Апрель.
Она закрывает глаза. Вдруг она кажется очень уставшей.
Он натягивает еще мокрый носок. Встает без туфель, снимает их с радиатора и держит за задники.
Она сжимает на столе кулак.
Простые цветы нашей весны – вот что хотелось бы еще раз увидеть, – говорит она.
Ричард натягивает промокшую туфлю. Морщится от холода.
Так вот что означает «поджилки трясутся», – говорит он.
Оставайся, сколько хочешь, – говорит она, не открывая глаза. – Приготовь себе обед. Навалом всего в холодильнике.
Тебе что-то приготовить? – спрашивает Ричард.
О боже, нет, – говорит она. – Кусок в горло не лезет.
Мы уже обо всем позаботились, спасибо, Ричард, – говорит близнец.
Она не открывает глаза. Машет рукой в воздухе над столом.
Сколько захочешь, – говорит она. – И забирай с собой эти книги, когда будешь уходить. Бери все тома с письмами. Там есть еще, под литерой «М». На полках.
Я не возьму твои книги, Пэдди, – говорит он. – Я ни за что не возьму твои книги.
Вряд ли они мне понадобятся, – говорит она. – Забери их.
По-прежнему 11:29.
Ричард вдыхает. Больно.
Все из-за Кэтрин Мэнсфилд.
Он слегка побаивается, что начнет «соматизировать» еще и лейкемию поэта Райнера Мария Рильке.
Говорят, Рильке вышел в розарий, который выращивал вокруг башенки, и сорвал несколько роз, поскольку в гости к нему приехала прекрасная женщина из Египта и он хотел встретить ее с цветами. Однако поэт уколол кисть или руку шипом на стебле. Ранка не заживала. В руке началось заражение. Другая рука тоже опухла. Потом он умер.
Он написал великое множество стихов о розах – в этом есть ирония, даже Ричард мог ее разглядеть, хотя на самом деле Рильке не из тех поэтов, которых Ричард много читал: до этого года он даже не слышал о нем. Теперь, после того как Ричард пробежал глазами немного о Рильке в интернете, ему пришлось бы сказать в разговоре с Пэдди, что он не совсем догоняет: как дерево может вырасти в ухе? Там же мало места.
Однако Рильке-мужчина представляется обаятельным прохвостом, по крайней мере, судя по роману и тем отрывкам, что Ричард пробежал глазами: так, когда к нему в гости приходила дама, в какой-то момент он чинно вставал перед ней и читал стихотворение, а затем так же чинно дарил ей перед уходом прочитанное стихотворение, переписанное его рукой и посвященное ей, а она уходила из башни, уверенная, что он написал это стихотворение специально для нее. На самом же деле стихотворения могли быть написаны за много лет до этого, и после смерти Рильке несколько дам с огорчением узнали, что он утилизировал с ними старые стихи – порой одно и то же стихотворение с несколькими женщинами.
Но обаяние, несомненно, открывало перед ним множество дверей, и Рильке явно не был хоть сколько-нибудь богат, но, будучи поэтом, нуждался в заботе патронов и матрон (можно так сказать – матроны, или это нефеминистично? Женщины не обидятся?). Особенно ему нравилось гостить у богачей в роскошных замках и дворцах. А кому бы такое не понравилось?
Но розовый шип… Стихи, подаренные дамам… Обаяние…
Говорят, и т. д.
Именно от этого Ричард и бежит, так ведь?
Ричарда вдруг начинает тошнить.
Его вполне может и вправду стошнить.
(Симптом лейкемии?)
Он озирается в поисках урны. Не хочется блевать на такой ухоженный перрон.
Тогда его воображаемая дочь говорит в ухе: Вряд ли ты блеванешь. Нельзя думать о том, нормально это или нет, когда тебя тошнит в каком-то месте, если тебя действительно должно стошнить. А в ухе навалом места для дерева. Дерево в ухе. Роза в крови. Вспомни, где я сама-то живу.
Он снова проверяет время.
11:29.
Эти часы что, сломаны?
Одна-единственная минута и впрямь такая длинная?
Или сломаны часы, что находятся у него внутри?
Он выходит из вокзала и прохаживается перед фасадом в поисках чего-то реального, чтобы отвлечь внимание от некоторых других реалий.