– Которыми сейчас поделятся с нами? В такой-то час? – Я интонацией выразила недоверие.
Лично я, попытайся кто-то затеять со мной беседу в шесть утра, поделилась бы с организатором опроса разве что народной мудростью: лаконичным посылом куда подальше.
– Вчерашняя бабка была совсем не прочь поболтать, – напомнила Ирка. – А у нее в авоське лежали пакетики с собачьими сухарями. Не сама же она их грызет?
– А! Ты хочешь подстеречь старушку-собачницу и помочь ей скоротать время, необходимое псинке для совершения важных утренних дел, за приятной беседой?
– Нравится мне, как четко ты формулируешь. – Подруга одобрительно похлопала меня по плечу.
Мы не повторили вчерашнюю ошибку и проследовали в соседний двор пешком. Получилось быстро не то, что на колесах.
Ирина Иннокентьевна – мудрая женщина. Ее расчет оказался верным: по чахлому газону, заинтересованно шурша невнятной растительностью, уже сновала маленькая лохматая собачка из тех, при наличии которых в домашнем хозяйстве вовсе не нужны щетки для обуви.
Животинку бдительно караулила вчерашняя бабка. В руке у нее был свернутый арканом поводок, на лице – выражение смертной скуки.
При нашем появлении старуха оживилась:
– Что-то зачастили вы, девки? – В дребезжащем голосе отчетливо прозвучало одобрение.
– Вот спасибо на добром слове! – расплылась в улыбке Ирка. – Меня уже лет двадцать никто девкой не называл!
– А мне восемьдесят два, и все, кто еще не пенсионерки, – девки, – ухмыльнулась бабка. – Вы чего это сюда в такую рань?
Скрипнуло открываемое окно.
– Тось, эт хтось? – донеслось до нас одновременно с клубом сигаретного дыма.
Со второго этажа выглянула, как Баба-яга из чердачного окошка избушки, еще одна старушенция, совершенно разбойного вида – с цигаркой во рту и в престранных очках: одно стекло простое, второе – темное.
– Марусь, я сама разберусь, – остро глянув на Старенькую Разбойницу, пообещала ее подружка.
– Какие рифмы, а? – Ирка, доморощенная поэтесса, в восхищении подпихнула меня локтем. – Тось – хтось, Марусь – разберусь!
– Простите, Антонина… а как ваше отчество? – Я не отвлеклась на несвоевременный литературно-критический анализ.
– Марковна я.
– Нам, Антонина Марковна, нужно собрать отзывы соседей о супругах Покрышкиных, Дмитрии и Дарье, – официальным тоном сказала я. Запасливая Ирка, поддерживая мою версию, тут же достала из своей торбы блокнот и ручку и демонстративно приготовилась записывать. – Вот вы явно женщина основательная, не вздорная, что можете нам о них сказать?
– Все-таки разводятся голубки? Теперь уже, надо понимать, по суду? А я говорила Митяю: не пара она тебе, вертихвостка эта. Ну, неудельная же деваха, девять классов образования, ни ремесла в руках, ни заработка, ни приданого, ни даже родни порядочной! – моментально завелась бабуся. – Митяй-то – он совсем другой. Надежный, основательный, работящий. Подумаешь, безъязыкий? Муж молчит – бабе счастье: про борщ пересоленный не скажет, лишнего не спросит!
– Они ссорились? – спросила Ирка, что-то черкая в блокноте.
– Да кто ж их знает? Он немтыка, она просто тихушница – лишний раз слова не скажет, все норовит мимо даже без «здрасте» проскочить. А стены у нас в доме толстые, сталинская еще постройка, что там у них в квартире творилось – никому не известно, – сказала бабка с нескрываемым сожалением. – Но раз Митяй из собственного дома ушел, значит, допекла его чем-то змеючка эта верткая. Ему-то здесь нравилось жить, в старой родительской хате. И квартира хорошая, двухкомнатная, и гараж капитальный, – старуха мотнула острым подбородком на упомянутую постройку, – у Митяя там инструмент и материал, он же мастер-плиточник.
– А она ему изменяла! – авторитетно заявила Старенькая Разбойница и поправила странные окуляры.
– Откуда знаете? – Ирка вскинула голову на голос.
– «Откуда знаете?» – передразнила ее старуха. – Отсюда и знаю! В окно смотрела, видела, как ее вечерами чужая машина к дому подвозила.
– Такси, может? – предположила я.
– Ага, такси-макси! – снова передразнила бабка. – Приземистая машина, блестящая, будто серебряная. На таких не таксуют.
– Марка, номер?
– Номер-помер! Ты в уме? – Старенькая Разбойница опасно постучала себя кулачком по лбу. – У меня на одном глазу минус шесть, на другом вообще бельмо, как я циферки разгляжу? А марки я знаю только почтовые и акцизные.
– И еще деньги такие были немецкие, помнишь? – подсказала ей старушка-подружка.
– Да подожди ты про деньги. – Разбойница отмахнулась сигаретой, и нас снова окутало дымом. – Машина серебристая была, а впереди кот.