– Может, пойдешь ко мне в мастерскую? А, Василь? Конечно, не бог весть какое важное дело, но надо ж и людям починку производить, примуса, то да се. Я б на завод ушел, да в исполком вызвали: надо, говорят, Захаренок, мастерскую налаживать. Тоже важное дело. А я - один. Чуть не на весь город. А, Василь?
– Ему режим нужен. И потом нельзя в подвале, - сказала Злата строго.
Василь улыбнулся ей.
– Ладно. Подумаем. Решим. Вот передохну маленько.
– Я бы к вам пошла, да не умею нишего, - грустно произнесла Гертруда Иоганновна.
– Вы - артистка. У вас - свое назначение, - сказал Захаренок.
– Да… Конечно…
И про себя подумала: "Вот вернется Иван, мальчики, восстановим номер. Станем выступать". Гертруда Иоганновна посмотрела на свои ладони, словно на них было написано будущее. А сможет ли она работать на манеже? Не потеряла ли гибкость, силу? Сейчас бы сделать хоть фляк… Она даже огляделась вокруг, как бы подыскивая подходящее место в комнате. "Как маленькая", - подумала она и улыбнулась.
– Вы что? - спросила Злата.
– Так… Мысли… Мимоза говорил: главное - не потерять кураж.
– А я тоже, наверно, в цирк поступлю. Дрессировщиком собак. Как вы думаете, возьмут? - сказал неожиданно Толик.
– Сегодня и ежедневно! Анатолий Ефимов! Говорящие собаки! - закричал Василь совсем как пять лет назад и добавил: - А я пойду к тебе собакой.
Злата потрепала его по отросшим волосам, сказала ласково:
– Таких рыжих собак не бывает.
– Бывает, - возразил Толик. - Шотландский сеттер.
– А как мы его назовем? - спросила Злата.
– Ржавый, - предложил Захаренок и засмеялся.
Бои завязались тяжелые и какие-то вязкие. Фашисты сопротивлялись отчаянно, беспрерывно контратаковали. Пленный фельдфебель рассказал, что слышал в своей роте речь политофицера. Тот разъяснял солдатам, какая на них лежит ответственность. Сам фюрер следит за каждым их шагом. Если Богемия и Моравия не будут удержаны, война будет проиграна. Если вы отдадите Моравскую Остраву, вы отдадите Германию!
Враг цеплялся за каждую высотку, за каждый дом, за каждую траншею. Построил целые цепи дотов, связанных между собой ходами сообщений. Каждая пядь земли перед ними была пристреляна. В поселках каменные дома превращены в крепости. Подступы заминированы. И как назло, посыпал крупный мокрый снег. Артиллерия не могла вести прицельный огонь. Авиации не взлететь: ничего не видно.
Полк Церцвадзе прорвался к реке. Узенькая на карте, в паводок она разлилась, несла откуда-то с гор коричневую пену, кусты, коряги, обегала тощие, обнаженные стволы деревьев, и казалось, что растут они прямо из воды. Сыпал густой снег, закрывая пеленой противоположный берег.
И от этого река становилась бесконечно широкой. Отделение быстро и ловко закопалось в землю, и в свежевырытых щелях из-под донного песка тотчас засочилась вода, словно отрыли родник. Коснувшись земли, снег таял и стекал в щели тоненькими струйками грязи.
Над головами выли и шелестели пролетающие с берега на берег снаряды.
Петр сидел в щели скорчившись, до боли в глазах вглядываясь в белую пелену. Рядом пристроился Силыч.
Неподалеку взвыла мина, разорвалась, сыпанула комьями земли в спины.
– Удивительная штука, - глубокомысленно произнес Силыч и вздохнул. - До войны ноги ныли в непогоду, а теперь вот сидишь в воде - и хоть бы что!
– Это еще не вода, - откликнулся лежавший в соседней щели Яковлев. - Вода впереди.
Из пелены за спиной артиллеристы на руках выкатили три сорокапятки, и следом выползла, меся грязь, самоходка. Пробежал, пригибаясь, старший лейтенант, командир роты.
– Где командир взвода?
– Гвардии старший сержант Яковлев. Младший лейтенант ранен в живот. И провоевал-то всего неделю.
– Яковлев, приказано форсировать водную преграду.
– Есть. А на чем?
– Если бы у меня было на чем, я бы уже там был, - сердито ответил старший лейтенант. - Тут сарай неподалеку. Называется подсобные плавсредства. Смекаешь?
– Ежу понятно. Разрешите действовать?
– Давай. Там саперы подошли, уже действуют. - Старший лейтенант побежал дальше.
Яковлев выпрыгнул из щели.
– Силыч, Елкин, Потапов, со мной. Остальным держать оборону. Могут и со стороны реки сунуться!
Яковлев и остальные растворились в снежной пелене.
Артиллеристы подтаскивали ящики со снарядами. Молоденький лейтенант выжимал намокшие полы шинели.
Вскоре вернулись ушедшие с Яковлевым. Притащили бревна, доски. Бросили в кучу и снова исчезли.
Петр краем глаза улавливал движение за спиной, но упорно старался не отвлекаться, глядеть вперед на черную воду, текущую под белым снегом. Значит, будем форсировать водную преграду. Он так и назвал мысленно реку, как старший лейтенант: водная преграда. Да и не река она, если стоит поперек дороги.
Он вспомнил речку в Гронске, кипящую под мостом. Широкий разлив ее напротив дома деда Пантелея. Пологий берег, поросший острой осокой…
Значит, будем форсировать водную преграду. Ему еще не доводилось форсировать. Переплывать речки переплывал и на озерах плавал. И в море. Плавал. Купался. Теперь вот будет форсировать. Как война меняет язык, слова. Раньше бы сказали: поплывем на тот берег. А теперь: будем форсировать водную преграду.
Приволокли новую партию бревен и досок. Пришли саперы. Застучали топоры.
Петр смотрел на черную текучую воду так пристально, что мгновениями ему начинало казаться: вода стоит, а он и торчащие из воды деревья стремительно мчатся мимо стоячей воды. Как в детстве, когда они с братом ложились на траву лицами вверх и долго смотрели на плывущие в небе облака. Пока облака не останавливались, а ты не начинал лететь мимо. "Летишь?" - спрашивал Павел. "Лечу. А ты?" - "И я лечу!"
Снова, почему-то пригибаясь, хотя бой грохотал где-то справа и слева, а здесь только журчала вода и тихо сыпал снег, прибежал комроты.
Саперы молча потащили узкие плоты к воде.
Из снега вынырнули бойцы, еще сухие. Полезли в отрытые щели. И вдруг Петру жалко стало расставаться со своей щелью, из которой вновь прибывший принялся котелком выбирать набравшуюся на дне воду.
– Береги дом, - сказал ему Петр.
Боец не ответил, только удивленно посмотрел на Петра. Глаза у него были испуганные.
– Не боись, - сказал Петр. - Щель заговоренная. В нее фрицам не попасть.
Боец силился улыбнуться, но провыла неподалеку мина, и он плюхнулся на дно, стукнув каской о котелок.
– Ничего лишнего не брать, - негромко скомандовал Яковлев. - Патроны, гранаты. "Энзе". Кухню не скоро подвезут.
"А вот Яковлев не первый раз форсирует водную преграду, - подумал Петр, ощупывая свой тощий вещмешок. - Ему легче".
– Снегу бы погуще, - сказал Силыч, щурясь.
– Куда ж гуще? - спросил Петр.
– Разговорчики! Не курить. Не шуметь. Тенями!
– Закуришь тут, - проворчал Силыч. - Вся махра промокла.
– Вперед, - скомандовал Яковлев.
Саперы вошли в воду, положили на нее плоты. Бросили на плоты инструменты, оружие, миноискатели.
– Помогай, пехота, - негромко сказал саперный офицер.
Откуда-то появился подполковник Церцвадзе.
– Зацепитесь за тот берег - плоты обратно. И ни шагу назад. Продержитесь, ребятки. У меня сегодня день рожденья. Уж подарите мне клочок земли на том берегу. Давай, артиллеристы!
Грохнули сорокапятки, выплюнули снаряды в снежную мглу. Снова, снова. Потом ударила самоходка так, что в ушах зазвенело.
– Вперед, орлы! - крикнул Церцвадзе.
Петр вошел в воду вслед за Яковлевым. Рядом сопел Силыч.
– Ложись на плоты, - скомандовал Яковлев, когда воды стало по пояс.
Петр торопливо полез на плот, чуть не обронил автомат. Чертыхнулся тихо. Взвыла мина, подняла столб воды. Она рассыпалась темными брызгами, зарябила, словно ветер прошел. Справа и слева двигались плоты. Бойцы отталкивались шестами, гребли досками.