Мы уже поняли, что Александре Дмитриевне не все в своей жизни довелось видеть, но знает она все, потому что это есть в книгах. Иначе откуда бы ей знать нашу арчу?
Арчовые заросли становятся гуще, дорога круче и у́же, воздух прохладнее. Вот они, горы!
Перед нами предстала сказочная картина: гряда величественных каменных громад, верхушки которых кое-где оторочены нежным пухом облаков. Горы красивее, чем на всех картинках, они куда живописнее граненых полированных громад, которые представлялись моему воображению. Склоны в зубцах, как джугара, они серые, кое-где пепельно-желтые, местами красные как кровь.
— Горы… — в тихом восторге произносит учительница.
— Го-ры… го-ры… — повторяем мы и объясняем, как это по-нашему: — Кух… Кух…
— Горы — харашу! — восклицает Рахим, выражая наши чувства.
— Горы очень харашу, горы очень харашу! — повторяем мы вслед за ним.
В узком ущелье, возле охотничьего навеса, наш привал. Струится среди скал прозрачный ручей. Доносится легкий хвойный аромат арчовой рощи, бегущей вверх от самого ручья.
Мы поднимаемся в лес, с нами наперегонки карабкается раскрасневшаяся Александра Дмитриевна, покрикивая, чтобы мы не заблудились.
…После такой прогулки аппетит необычайный. И мы накрываем на берегу ручья поистине роскошный дастархан. Учительница извлекает из своей огромной сумки и раскладывает хлеб, холодное мясо, вареную картошку, соленые огурцы, помидоры, яйца, грозди винограда. У каждого из нас тоже есть что добавить к этому.
Я засмотрелся на странную еду из запасов учительницы. Она заметила, подвигает ко мне, приговаривает:
— Кушай, кушай, это картошка в мундире, а вот соленые огурцы!
Ни то, ни другое я не спешу есть, потому что еда непривычна, незнакома мне. Поэтому я и загляделся на нее. У нас ведь не принято было варить картошку в мундире и солить огурцы.
Осторожно попробовал… Вкусно! Мы наперебой угощаем Александру Дмитриевну, стараемся назвать все, что мы ей предлагаем, по-русски, а она запоминает названия по-таджикски. Вот если бы все уроки были такие веселые, живые, да еще в таком чарующем месте! Тут все понимаешь и запоминаешь с полуслова…
Мы не устаем любоваться горами, лесом, кристальной водой ручья. Солнечные лучи падают с небесной голубой выси, пронизывая горный воздух и проникая сквозь струи потока до самого дна ручья.
Вдруг над челом ближней горы навис клок лохматой темной тучи. Набежала тень, словно кто-то сумел молниеносно опустить занавес и скрыть светлую сцену. Хлынул дождь. Но что за чудо! Дождь искрился от солнца, свет которого пробился неизвестно откуда, и расцветил мириады дождевых нитей. Теперь было так, будто серебристая сверкающая кисея свесилась с самого неба.
Мы закричали:
— Гург зои́д, гург зоид!
«Волчица ощенилась!» — так привыкли мы кричать, когда одновременно солнце светит и дождь идет.
Учительница никак не может понять наших объяснений. Надежда на Азиза Эргаша, он растолковывает про волчицу так:
— Который баран кушает — мальчик сделал! Бача! За эта — есть солнце, есть дождь. Сразу.
Мы вспоминали с нашей учительницей этот эпизод несколько месяцев спустя, когда стали свободнее объясняться. «Это ведь был слепой дождь! — смеялась она. — Так по-русски. А вы мне толковали о волчице… Как же мне было понять?»
С пользой провели мы свой урок в горах. Теперь мне кажется, что именно там наша Александра Дмитриевна открыла для себя какой-то секрет методики обучения: знание учителем родного языка воспитанников помогает скорее донести до них русский язык. Опора на элементы какого-то сходства языков делает путь к знанию короче.
…Слепой дождик отбарабанил свое по дощатому охотничьему навесу, под которым мы сгрудились, и исчез так же быстро, как появился. Но воздух стал промозглым. Продрогнув, мы жмемся друг к другу. Ака Джурабой готовит машину в обратный путь.
Я, еще не окрепший после болезни, дрожу как осиновый лист. Учительница заставляет меня притиснуться к ней, укрывает мои плечи полой своего жакета. Уютно мне у мягкого теплого бока нашей наставницы, я благодарен ей за материнскую заботу и шепчу:
— Испасиба…
СЫН ГОСУДАРСТВА
До чего же хорошо мне было в школе! К сожалению, счастье мое продолжалось недолго. Я снова слег. Не знаю, почему так случилось. Скорее всего потому, что я поспешил встать с постели, не окрепнув как следует. Были, наверное, и другие причины. Одна из них заключалась в том, что сил у меня еще было мало, а я все же взялся сразу слишком усердно помогать бабушке в саду. Не меньше уставал я от дороги до школы и обратно — путь от нашего сада не близкий.