Выходивший прямо на улицу дворец являл собой монументальное сооружение с квадратным фасадом, украшенным колоннами. Два первых этажа были отделаны грубо отесанными каменными блоками, выкрашенными в красный, белый и зеленый цвета; личные апартаменты на верхнем этаже впускали свет через узкие арочные окна. Подняв глаза, Юлиус не удержался:
— Пять тысяч флоринов! Говорят, именно столько стоил этот особняк. Пять тысяч флоринов за дом!
— Действительно, безобразие, — подтвердил человек, сидевший перед входом на лавке для слуг. Юлиус обернулся к нему. Говоривший был в рясе священника и добротном, хотя и пропыленном плаще; густые волосы, слишком длинные для священнослужителя, вились крупными завитками. Когда он поднялся на ноги, то оказалось, что ростом он почти с Николаса и так же крепко сложен. Именно к бывшему подмастерью он и обратился теперь:
— Компания Шаретти предложила мне два с половиной флорина в месяц за то, чтобы я спасал ваши души. Однако эта задача требует куда больше усилий, чем банковское дело. Я передумал. Нам нужно пересмотреть соглашение. Я хочу в конце пути получить жилище не хуже этого.
Заслышав такие слова, мастер Тоби обернулся с приветственным возгласом. Николас последовал его примеру.
— Отец Годскалк! Но ведь это уже записано в вашем договоре.
— В доме вашего Владыки множество покоев, и на одном из них — ваше имя. Если вы только сможете прочитать, на каком языке оно написано… Откуда вы узнали, где нас искать?
— Расскажу чуть позже, — отозвался капеллан. — Я только что из Пизы. У меня для вас новости.
— Башня упала? — поинтересовался Тоби.
— Или пал папа римский? — перебил его Николас.
— Или нашему отряду так понравились зимние квартиры, что они не хотят плыть на Восток? — не преминул высказать свое предположение и Юлиус.
— О, нет, наемники будут с вами, когда они понадобятся, — нимало не смущенный, заверил капеллан. — А доводилось ли вам слышать о некоем Пагано Дориа?
— Мессер Никколо? — вдруг окликнул его кто-то.
— Семейство Дориа мне знакомо, но о Пагано слышу в первый раз. А что? — поинтересовался фламандец.
— Мессер Никколо? — повторил тот же голос.
— А ведь он не из бедных родственников, — молвил Годскалк. — Неужели ты его не знаешь?
Внезапно его оттолкнули в сторону. Резкий голос объявил:
— Мессер Никколо, вас ожидают. Его превосходительство почти потерял терпение.
Говоривший оказался не каким-нибудь привратником, а гладко выбритым мужчиной в одеянии секретаря и шапочке с черными отворотами, такой же, как у Юлиуса. Он взирал на вновь прибывших с явным недовольством.
— Это мой капеллан, отец Годскалк, — представил священника Николас. — Он принес мне важные новости.
— Тогда он может выложить их внутри, — заявил секретарь. — Будьте любезны немедленно последовать за мной.
Юлиус ни за что не решился бы с ним спорить, и Николас также не сказал ни слова.
Друг за дружкой все четверо прошли через арку во двор палаццо. Там стряпчий запнулся.
— Это Юдифь с головой Олоферна, — пояснил фламандец, любуясь на фонтан со скульптурой. — Он был другом Донателло, а ей это не нравилось. Вон в том саркофаге лежит кузен пра-пра-прадедушки мессера Козимо.
— Он до сих пор там? — поразился Юлиус.
— Возможно, они все до сих пор там, — ответил Николас. — Римлянин, римлянин, римлянин, римлянин, Медичи. Как слоеный пирог.
— Если вы хоть на миг прекратите болтать, — заметил на это Тоби, — то заметите, что нас приглашают подняться в гостиную.
В зале обнаружился ковер тончайшей работы, множество резных позолоченных сундуков, несколько кресел с высокой спинкой, мягких табуретов, а также сам Козимо де Медичи в кресле-паланкине с рукоятями для переноски. Все трое гостей замялись в дверях, и Юлиус с любопытством уставился на богатейшего человека во Флоренции, в то время как их провожатый вышел вперед и обратился к своему господину.