― Едва ли. Нет, завидовал его свободе. Ему ни до кого не было дела. Вольный, как птица. Без совести, без ответственности…
― Такой же, каким ты был прежде… Хочешь вернуться в то время?
― Наверное, стоило бы. Но я слишком много знаю. Иначе я был бы сейчас мертв, как и Дориа.
― И что дальше? ― поинтересовался хозяин дома. ― Что теперь? Язон мертв, но Руно по-прежнему существует. И, кстати сказать, Белый Баран ― тоже. Да, сдается мне, что за ужином к вам присоединится родосский рыцарь. Он будет вести речь о сахаре, а другой человек расскажет тебе о мехах. Но, возможно, отныне ты возненавидел торговлю? Или только торговлю безделушками? Скажешь ли ты мне, что предпочитаешь отныне продавать зерно, перепачканное чужой кровью, а не перья и изумруды? Вижу, эта мысль приходила тебе в голову. Ты обижаешься на нас. Ты нас страшишься. Так отправляйся в Брюгге и стань мальчиком на посылках.
― Вы забываете, что это лишь игра, ― возразил Николас. ― Люди умирают по собственным причинам, и им нет дела, оросит их кровь перо, или буханку хлеба. Для меня важно лишь одно: ни буханка, ни перо не должно убивать сами по себе. Я буду рад иметь дело с Венецией, но никогда больше она не должна превращать меня в свое орудие, равно как и моих друзей.
― А у тебя есть друзья? Это опасно, ― заявил грек. ― Скажи мне вот что… Когда вы плыли сюда, то, наверно, миновали Волос?
― Странный вопрос. Мы там не останавливались.
― Конечно. Именно там был построен «Арго». Я просто гадал, не мог ли какой-нибудь языческий бог одарить тебя магическим зрением. Но похоже, что нет. Лучше прочти поскорее свое послание и возвращайся к бальи. Он простит тебе все, что угодно, кроме испорченного ужина.
Письмо оказалось в дальнем конце комнаты, и Николас мог прочитать его там же. Оно было не от Марианы. И лишь почувствовав разочарование, фламандец впервые осознал, насколько же он устал. Но стоило узнать почерк, и вся усталость исчезла. Он решительно вскрыл конверт.
― Хорошие новости? ― осведомился грек.
― Да. Это от нашего стряпчего, Грегорио, который пишет, что поехал в Венецию. Это было в мае. Моя жена отправилась туда прежде него. Они намерены дожидаться там либо меня самого, либо известий о приходе галеры.
― Значит, тебя ждет теплый прием. Ты даже переменился в лице. Ты так ее любишь?
― Да, ― кивнул Николас и неожиданно заметил, что улыбается. ― Неужто вы думаете, что я делал все это для себя одного? Было бы слишком скучно…
По пути обратно он пытался припомнить каждую строчку письма, включая те его части, о которых ничего не сказал монсеньору де Аччайоли. Грегорио писал, что встретился с лордом Саймоном и, к несчастью, так забылся, что ввязался в небольшой поединок на мечах и даже был ранен (но теперь вполне оправился, иначе Марго стала бы его жестоко бранить). Кроме того, он заставил Джордана де Рибейрака дать обещание, что, ради спасения репутации его сына, брак Катерины де Шаретти будет расторгнут, если ее мать того пожелает.
Итак, время само выправило ситуацию. Главное, что Грегорио не пострадал, и теперь все они живы и здоровы. Шагая по улицам, где некогда он бежал со всех ног, завидев свой горящий корабль в бухте, Николас позабыл о Трапезунде и рассмеялся, думая о Венеции и о встрече, которая ждет его там.
Прежде Николас никогда не бывал в Венеции, но с возраста десяти лет слышал, как моряки с фландрских галер рассказывают об этом городе в Брюгге. Так что казалось бы, он знал, чего ожидать.
Однако, сейчас бывший подмастерье оказался по горло в делах, и на подготовку времени не осталось. Чем дальше на север они плыли, тем сильнее кружилась у него голова; да и у всех остальных, кажется, тоже.
Пассажиров, возвращавшихся на родину, казалось, невозможно утихомирить. И даже команда поддалась общему безумию. В конце концов никто иной, как Николас был вынужден взять все в свои руки:
― Слушайте, давайте будем праздновать чуть позже, а сейчас нужно посмотреть эти чертовы списки.
После этого почти все свое время они проводили вместе с писцами, просматривая счета, учетные книги, расписки, потому что теперь им нельзя было допустить ни единой ошибки. Парусник расстался с ними в Анконе, увозя с собой половину наемного отряда Асторре, призванного защитить корабль во время путешествия вокруг Италии. На борту парусник нес двести тысяч кантаров лучших в мире квасцов: годовая выработка ныне закрывшихся фокейских рудников, и вдобавок все запасы из Себинкарахисара. Пару лет назад такой груз принес бы доход в девять тысяч дукатов. Теперь ― втрое больше. Парусник должен был разгрузиться в Порто Пизано, но большая часть товара предназначалась Брюгге и Англии. А перед этим корабль, прибывший из Константинополя, туда же должен был доставить еще триста тонн груза.