Выбрать главу

— Вот именно — перед джентльменом из Германии, — упрямо ответил Том. — Именно он должен все услышать и сфотографировать меня. Давайте, щелкайте, сэр. А люди пусть заткнутся.

— Чего вы добиваетесь? — спросил Марвин.

— Справедливости, — ответил кривой, весь сросшийся Том, и несколько посетителей рассмеялись злым смехом, и маленькая собачка тоненько взвизгнула, словно хотела сказать: он жаждет справедливости, святая наивность!

— Да, справедливости, — повторил Том.

Посетители кивали головами и продолжали есть холодную курицу или стейк с картофелем фри и большим количеством кетчупа. Они считали Тома взбалмошным и вздорным, с «пунктиком» справедливости. Но он и сам это признавал.

— Ну, хорошо. Я сумасшедший. О’кей, народ, я глуп, как пробка, многие так считают, особенно, этот чертов Джой Вебб, этот сукин сын! Он говорит: «Том Эванс, этот чокнутый! У него рак щитовидной железы, он говорит — из-за Ханворда, а врачи говорят, что у него генетическая предрасположенность, и я это знаю. А еще он коммунистический подстрекатель, этот Том Эванс». Вот что болтает этот чертов Джой Вебб. Неужто я так смешон, народ? Вы понимаете, что это подлая ложь? Или не так?

Бормотание с заверениями в личных симпатиях и просьбами прекратить опостылевшую всем тему.

— Ты не смешон, Том, — сказал толстяк огромной щитовидной железой, — но эта твоя справедливость до чертиков всем надоела. Не обижайся, парень.

С одной стороны раздались одобрительные возгласы. Другие их не поддержали. Вспыхнул спор.

— Ты хочешь справедливости, — сказал рябой молодой мужчина. — Денег. Компенсации за твою болезнь. Ты никогда ее не получишь, пойми, наконец, дружище!

— Почему он ее никогда не получит? — спросил Марвин. Он много фотографировал и отвлекся.

— Да потому, что тогда придется выплачивать ее тысячам людей по всей стране, — вмешался мужчина в синем костюме и в белой рубашке с синим галстуком, похожий на директора филиала банка. — Поэтому власти, врачи и органы социальной защиты сваливают все на генетические аномалии. Это их любимое слово — «генетические». Том Эванс и люди, живущие в миле от смерти, и все, кто болен, в том числе и я, не имеют никаких шансов. Никаких, черт побери, шансов, сэр! Ни один человек!

— Потому что, — добавил мужчина, лицо которого было обезображено сыпью, а глаза возбужденно горели, — теперь это так называется. Все болезни, от которых мы страдаем, видите ли, обусловлены генетически. Вот, например, рак щитовидной железы возникает от естественной нехватки йода в организме. Что, это действительно так, мистер?

— Да, — ответил Марвин и сфотографировал мужчину с сыпью. Он чувствовал себя последним подлецом. Он вспомнил Сюзанну и свой разговор с профессором Ганцем и доктором Рот и сказал:

— Но если вы все-таки сможете доказать в суде, что ваши заболевания не обусловлены генетически, что вы заболели из-за воздействия на организм радиации… Я думаю, что справедливость везде одна, разных не бывает! Не могут же все люди быть свиньями.

— Во всяком случае, еще ни один из нас не добивался этого, — сказал мужчина в синем костюме. — А пытались многие, можете мне поверить.

— Здесь, в Рихланде, — сказала Корабелла за стойкой. Она откинула со лба светлые волосы, выставила грудь вперед и явно чувствовала себя «гвоздем программы». — Здесь есть научный центр и компьютер. Однажды я была там. На компьютере написано: «Ваша персональная доза».

Марвин сфотографировал ее, и она повернулась к нему и засмеялась, как Мерилин, и когда говорила, подражала ее голосу. Никогда не угадаешь, сколько таких «звезд» нашли в публичных домах и разместили на страницах журналов.

— Ну, я представилась, мистер Марвин, и компьютер спрашивает: «Где вы живете?» Я впечатываю: «Меса, штат Вашингтон». На экране появляется зеленая надпись: «Радиация от земли — двадцать шесть миллирэм в год».

Марвин подумал: миллирэм здесь — такое же привычное слово, как пепси. Его знает каждый.

— От жилого здания — семь миллирэм в год. Потом компьютер спрашивает о рентгеновских обследованиях — сколько мне уже сделано? Как часто я смотрю телевизор? Как часто я летала на самолетах? Что я ем и пью? И я смело впечатываю всю информацию, и все новые числа возникают на экране, и все по-идиотски, просто по-идиотски низкие. В конце сеанса компьютер спрашивает: «Далеко ли вы проживаете от ближайшей атомной станции?» — Корабелла безотрывно смотрела на Марвина сияющими глазами и говорила. — Я думаю, должен же быть прикол, — и печатаю: «Прямо возле ограды. В самом аду». Просто так, дурачилась.