— Я уже знаю, сколько их у нас, — сказал Дорнхельм. — Вы молоды и полны идеалов, Браунер. Подождите пару годков! Как вы работаете?
— По два человека, смена длится шесть часов. То есть работаем в четыре смены. Внизу, в библиотеке, сидит сотрудник из технической группы на случай, если одновременно раздаются два звонка. Но сейчас… Телефонный аппарат молчит часами.
В пение птиц опять ворвался крик.
— Ну и эти монахи орут ежедневно по два часа. Хотя…
Браунер пожал плечами.
— Где мальчик?
— Все время рядом. Его комната около картинной галереи.
Когда Дорнхельм и Ритт вошли в комнату, Томас Хансен играл в шахматы с экономкой Терезой Тоерен. Он встал и поклонился.
Маленький мальчик, очень похожий на свою мать, — те же широкие плечи и узкие бедра, карие глаза с длинными шелковыми ресницами и полный рот, — был одет в бриджи и рубашку фирмы «Лакоста».
Тереза Тоерен тоже поднялась для приветствия. Черными, как и глаза, были волосы стройной женщины с загорелым, почти нетронутым косметикой лицом. Она была одета в светло-зеленый летний костюм, подобранные в тон ему туфли. Никаких украшений на ней не было. Тереза улыбнулась, одной рукой приобняв мальчика, — словно хотела защитить его, подумал Ритт. А мальчик и впрямь маленький принц.
Томас Хансен вежливо сказал:
— Здравствуйте, господин Дорнхельм. Это здорово, что вы еще раз приехали ко мне в гости. Ну а вы, конечно, прокурор Ритт, — Томас подал Ритту холодную узкую руку и снова поклонился. Затем представил. — Это фрау Тереза Тоерен, я зову ее Тези.
Экономка провела рукой по его волосам и чуть наклонила голову.
— Очень рад, — сказал Ритт.
— Садитесь, пожалуйста, господа, — пригласил Томас Хансен.
Все сели.
— Тези проиграла уже вторую партию.
— Все потому, что ты фантастически хорошо играешь, — сказала фрау Тоерен.
Когда она улыбалась, — и делала это часто, — были видны два ряда красивых зубов.
— Я играю очень плохо, — сказал Томас. — Тези поддается.
— Это неправда!
— Нет, это правда! — возразил мальчик. — И я не хочу так, Тези. Ты думаешь, что так лучше, я знаю, но следующую партию сыграй по-настоящему — я прошу!
Комната была светлой, как и все в доме, безукоризненно чистой, с открытыми настежь окнами. На стенах наклеены большие плакаты с Тиной Тернер и Майклом Джексоном. Ритт отметил дорогую стереоустановку, диски, пластинки, кассеты, телевизор в углу. На столике рядом с кроватью Томаса стояла большая фотография его матери.
Из парка все еще доносились крики воинственных монахов.
Фрау Тоерен взглянула на наручные часы.
— Почти три. Скоро закончится. — Она посмотрела на обоих мужчин. — Сейчас не так уж плохо и то, что вы находитесь рядом.
Дорнхельм, которому эта женщина откровенно нравилась, кивнул.
— Ты не можешь пожаловаться на то, что у тебя мало охраны, Томас, — сказал он. — Здесь много наших людей, и это совсем не пустяк.
— Я не жалуюсь, господин старший комиссар, — серьезно ответил мальчик. — Вы прислали замечательных людей. Со многими я уже почти подружился.
Он говорил на безукоризненном литературном немецком языке, кожа его была точно шелк, а темные волосы блестели.
— Нам очень жаль, что мы еще не продвинулись в своей работе по розыску твоих родителей ни на один шаг, — сказал Дорнхельм. — Мы делаем, что можем.
— Я уверен в этом, господин старший комиссар.
— Это не может продолжаться долго, скоро похитители дадут о себе знать, — сказал Дорнхельм.
— Все так говорят, — согласился Томас.
Поведение мальчика встревожило Ритта. Что происходит с ребенком, думал он. Он действительно не проявляет никаких эмоций или только старается это показать? Он робот или живой человек?
Прокурор сказал:
— Все происходящее — настоящий кошмар для тебя, Томас.
— Да, — подтвердил мальчик.
— Я имею в виду твоих мать и отца. Это ужасно.
— Чрезвычайно ужасно, господин прокурор.
Фрау Тоерен улыбнулась.
— У вас не должно сложиться неправильного впечатления, господин Ритт, — сказала она. — Томас в шоке. Он не в состоянии выражать свои чувства, свои настоящие чувства. Так говорит доктор Демель.
— Это врач, приходящий сюда два раза в неделю, — пояснил Дорнхельм.
— Я в шоке, — сказал Томас.
Ритт внимательно посмотрел на него. Такого мне еще не приходилось видеть, подумал он.
— Доктор сказал Тези, когда состояние шока пройдет, я буду принимать седативные препараты.
Ритт поперхнулся.