— Тише, — сказала она. — Это было интервью. А теперь — дискуссия! Вы можете задавать столько вопросов, сколько захотите и говорить все, что думаете, и беседовать с «Птицами мира», сколько пожелаете…
Томас Хансен сказал, подумал прокурор Ритт, что охотно пришел и поговорил с «Птицами мира»… «Я, я сделал бы их так, чтобы впредь они уж никогда не разевали пасти. У меня нашлись бы подходящие аргументы. Я сам ребенок. Дети должны дискутировать с детьми». Да, это сказал Томас, думал Эльмар Ритт, чувствуя, что почти вплотную приблизился к правде, которую искал.
— Вот ты! — сказала тем временем Ангела Гаттенберг маленькому мальчику, который вскочил еще в самом начале интервью. — Теперь твоя очередь! Что ты хотел бы узнать?
Маленький мальчик опять поднялся со своего места. Лицо его от волнения было красным.
— Я хотел бы узнать, как стать Птицей мира.
Пока он говорил, Экланд заснял его лицо очень крупным планом.
Изабель прислонилась к плечу Гиллеса. Он взглянул на нее. Она указала на последнюю строчку письма, которое было приколото на стене за ее плечом.
«Я ХОЧУ ЖИТЬ, МОЯ КОШКА — ТОЖЕ».
3
— Если у экологии и есть будущее, то выражено оно будет только в промышленной форме. И промышленность может иметь будущее только в том случае, если будет мыслить экологически.
Мужчину, который произнес эти слова вечером 28 сентября 1988 года, в среду, в большой кухне Виртранов в Париже, звали Пьер Лерой, — очень крупный и сильный, тридцати семи лет от роду. Его черные волосы слегка вились. Лицо Лероя было широким, лоб — высоким, а глаза — темными и широко распахнутыми. Физик по профессии, внешне он напоминал единоборца-интеллектуала. Сотрудник Герарда Виртрана на протяжении многих лет, Лерой родился и вырос в Эльзасе и говорил на немецком языке почти без акцента. После еды, кофе и коньяка за кухонным столом сидели Марвин, Валери Рот, Гиллес и Вольф Лодер. Изабель помогала Моник убирать посуду. Экланда и Кати не было. Они остались в своем маленьком пансионате. Экланд сказал, что неплохо было бы заранее сообщать им, что нужно снимать. Они хотели выезжать лишь непосредственно на съемки и не присутствовать больше на предварительных обсуждениях. И без того скверные отношения в группе из-за этого еще больше обострились.
Казалось, что это не коснулось только Пьера Лероя. Он говорил уверенно и оживленно. Моник представила его остальным. Ее муж был вызван в Саудовскую Аравию, где недалеко от Эр-Рияда был построен энергетический комплекс на базе солнечной энергии.
— Для людей, работающих с альтернативной энергией, таких, например, как доктор Лодер, существует большое психологическое затруднение, — продолжал Лерой, годами работавший в филиалах. — Смотрите: до сих пор все, что необходимо решать по производству электроэнергии, касается отдельных лиц, которых немного. Абсолютно неважно, где вам нужен ток — вам приходится вступать в деловые отношения с всемогущими монополистами. И вы находитесь в полной зависимости от этих людей. Основное преимущество солнечной энергии в том, что она лучше и быстрее работает на маленьких гражданских бытовых узлах — в многоквартирных домах, в частном секторе, на отдельных установках и небольших заводах. И она особенно эффективна в странах третьего мира. Доктор Лодер знает: по-настоящему революционным в солнечной энергии является то, что она делает людей абсолютно независимыми от энергетических монополистов. Если кто-то построит так называемый солнечный дом, если группа людей получит общую энергию от маленькой станции, то для всемогущих энергопроизводителей они потеряны. Конечно, для монополистов это просто кошмарный сон. Вот они и пытаются усложнить жизнь Лодеру и его людям везде, где только могут. Больше от них не зависеть — какой ужас!
— Вы потрясающе говорите по-немецки! — сказал Марвин.
— Второй язык, еще со школы, — ответил Лерой, — да и дома.
— Классный мужик, — тихо сказала Моник Изабель. Они закладывали в посудомоечную машину грязную посуду. — Герард очень рад, что сейчас он работает в Париже.
— Обрати внимание на бокалы! — сказала Изабель. — Надо их переставить, иначе они соскользнут, когда машина начнет работать.
— Он тебе тоже нравится?
— Ну да, — согласилась Изабель. — Ничего.
— А что тебе в нем не нравится?
— Моник, их в самом деле надо переставить, поверь мне!
— Я думаю, — сказал Лерой, — именно по этой причине Герард потерпел неудачу на своем последнем совещании в правительстве. Впрочем, то же самое было и раньше, когда он еще был секретарем секции рабочих атомной промышленности. Герард постоянно указывал на опасность плутониевой техники — пока эксплуатационные фирмы не настояли на том, чтобы он улетел. Об этом они уже слышали, да?