— Так.
— Послушайте, господин Гиллес, вы не могли бы сейчас приехать?
— Зачем?
— Герхард спас вам жизнь. Это так?
Гиллес хмыкнул неопределенно.
— Герхард всю жизнь боролся за то, за что Маркус сейчас сидит.
— Так.
— Он избил мужчину.
— Это мило, — сказал Гиллес.
— Парня зовут Хилмар Хансен.
— Какого парня?
— Которого он избил. У него химический завод.
— Очень интересно.
— Он производит санитарно-гигиенические ароматизаторы.
— Что производит?
— Санитарные ароматизаторы. Или вы не знаете, что такое ароматизаторы? Такие голубые и зеленые кубики, которые подвешиваются к унитазам. Они устраняют дурной запах и распространяют аромат лаванды. Или фиалки. Или лимона, или хвои. Даже ландыша.
— Вы выпили?
— Абсолютно трезва. Это случилось во Франкфурте. А я в Любеке, — она заговорила торопливее. — Хансен производит еще и парадихлорбензоловые таблетки, обеспечивающие гигиену покойника в гробу.
— Что?!
Голос Валери зазвучал преувеличенно четко.
— Есть такие таблетки, тоже для ароматизации. На один гроб требуется около 200 граммов. Только в ФРГ ежегодно умирают семьсот тысяч человек. Примерно десять процентов их сжигаются в тридцати крематориях. Парадихлорбензол делает органы обоняния нечувствительными к запахам, однако не устраняет зловония.
— Послушайте…
— И только часть крематориев оснащена примитивными фильтрами. При сжигании трупов выделяются диоксины и фураны, и попадают в атмосферу. А Хилмар Хансен сделал из этой отравы ходовой товар. Диоксины, выделяющиеся при сжигании трупов, способствуют осаживанию парадихлорбензола в жировых тканях людей. А еще дым крематориев содержит кадмий.
— Фрау Рот, мне это уже надоело!
— Именно кадмий! Почки пожилых людей — настоящие склады кадмия.
— Хватит, — рявкнул Гиллес. — Я сыт этим по горло.
— Так, значит, вы не приедете и не напишете об этом?
— Нет.
— Хорошо. Тогда произойдет кое-что другое. И вы будете вынуждены приехать.
— Доброй ночи, фрау Рот.
Гиллес повесил трубку и направился в бар. Гордон и месье Ольтрамар молча смотрели на него.
— Ну? — спросил, наконец, летчик. — Кто это был?
— Та ненормальная. Валери Рот.
— Что случилось?
— Ничего. Абсолютно ничего, — ответил Филипп Гиллес и сел. — Я бы с удовольствием выпил чего-нибудь.
5
Холодным утром 1944 года в седьмом часу утра женщина средних лет ехала в вагоне поезда по берлинской окружной железной дороге на Сименштадт. Было еще темно. Окна закрашены черной краской, а лампы в полнакала едва мерцали, — из-за авианалетов союзников. Вагон был переполнен бледными, измученными людьми, и женщине пришлось всю дорогу стоять. Впрочем, она стояла бы и в том случае, если бы вагон был совсем пустым — ей запрещалось садиться. Она была так называемой «защищенной еврейкой»: ее защищал брак с мужчиной-«арийцем». Но ей приходилось работать и носить на пальто нашитую шестиконечную звезду из желтой ткани, в центре которой черными буквами было написано JUDE — «еврейка».
Женщина выглядела больной. Она вцепилась в свисавшую с потолка петлю, но все равно на поворотах ее мотало из стороны в сторону.
Рабочий в кожаной куртке и защитной каске, с черной повязкой, прикрывавшей правый глаз, поднялся и обратился к женщине:
— Садись-ка, падающая звездочка.
— Вы очень добры, но я не имею права сидеть, — тихо ответила та. — Это запрещено.
— Да плюнь ты на них, — хмыкнул рабочий. — Это было мое место, а теперь твое. Я так думаю, что никто не против.
— Еврейка… — начал было сидевший рядом низкорослый мужчина, но его тут же перебил солдат, судя по всему, приехавший на побывку:
— Заткни-ка пасть, приятель, а то сам встанешь.
И обратился к женщине:
— Садитесь, фрау. Или вас надо умолять?
Еврейка села и тихонько заплакала.
Через несколько остановок одноглазый рабочий вышел. Через пару минут его догнал солдат и протянул руку:
— Оскар Красцански. Вот мой адрес. Никогда не знаешь, что тебя ждет.
Он сунул одноглазому кусок газеты с неровно нацарапанными на полях буквами.
— Спасибо. Меня зовут Карл Букатц. Увы, не могу дать тебе свой адрес, дружище. Мой дом разбомбили. Живу, где придется.
— Там, на газете, еще и адрес моей тетки. Она живет в Хазенхайдене. Как-нибудь отыщешь.
— Постараюсь, — ответил Карл. — Снова на фронт?
— Да.
— Удачи. Скоро подохнут, собаки!