Мириам Гольдштайн молчала: она по опыту знала, что остановить Кулике невозможно. Они свернули в следующий коридор.
— Или вымирание лесов! Неужели вы не видели леса вдоль автобанов? Они же очень хорошие. Так нет же, кричат левые, скорость должна быть не выше ста километров. И что делать нашей автомобильной промышленности, выпускающей высокоскоростные машины? И вообще, где гибнут леса? Там, где не проезжал ни один автомобиль! Кислотные дожди, скажете вы? Тоже ложь. Кислотные дожди никогда не выпадают над автобанами! Вот швейцарцы — разумные люди, не дают запудрить себе мозги. У них есть целая автопартия, которая заботится о правах автомобилистов. Вот это правильно, и я даже сказал бы, это великолепно! Кстати, в Швейцарии есть такие наклейки на заднее стекло автомобиля — я одну наклеил на свою машину: «Моя машина едет и без леса!» — он от души рассмеялся. — Здорово, правда?
— Хм.
— Или дохлые рыбы, — оживленно продолжал судебный чиновник Кулике. — Я спрашивал одного профессора, который сидит за… Ох, Господи, я не имею права разглашать! Ну, так он мне объяснил, что и с рыбами полный порядок. И с тюленями, и с другими животными тоже. Теперь вот на эту лестницу, пожалуйста… Природа все регулирует сама. Было слишком много рыб, и тюленей, и прочих животных, и поэтому все лишние вымирают. Это процесс, говорил тот профессор, за который мы на коленях должны благодарить Господа! На коленях! Вот еще одна лестница, пожалуйста. Вы одна никогда не нашли бы прокурора Ритта… А с климатом вообще чистая пропаганда! Такие колебания наблюдаются уже миллионы лет. Все это совершенно естественно и необходимо, говорил тот профессор. И потом эта чепуха с озоновой дырой. Вы уже знаете анекдот о том, что происходит с женщиной… Боже мой, извините! Я всегда так волнуюсь, когда думаю об этих красных и зеленых! Мы не имеем права вторгаться в процессы саморегуляции в природе. Которые существуют уже миллионы лет, — так говорил профессор. Сейчас направо. Или загрязнение воздуха. Политическая провокация чистой воды! Это преступники, мечтающие о хаосе, разрухе и миллионах безработных. И тогда — вперед, к коммунизму! Не правда ли? Я думаю, что профессор, такой высокообразованный человек, знает, о чем говорит. Верно?
Боллинг вернулся в зал гостиницы и смущенно протиснулся на свое место у окна.
— Вы уже в курсе, что со мной?
Он посмотрел на Валери Рот.
— Да, — ответил Гиллес.
— У других еще хуже. Итак, парадихлорбензол. Используется, кстати, и для обеспечения гигиены в хлеву. И приносит неплохую прибыль.
Дамы в шляпках-«горшках» опять засмеялись. Официант поставил перед ними блюдо с двумя кусками шварцвальдского вишневого торта.
— Крестьяне мечтают, чтобы в их конюшнях и хлевах не было плохого запаха. Коровы не должны жить в зловонии, потому что нам нужно молоко от «благополучных» коров. Если в хлеву распылять какой-либо освежитель воздуха, тогда и коровы, и крестьяне будут очень довольны. Однако определенное количество парадихлорбензола попадет в сточные воды, осядет в почве или попадет на поля вместе с удобрениями. И, разумеется, окажется в целом ряде продуктов питания. И, знаете, парадихлорбензол — это еще не самое страшное. На фоне многих других химических соединений, которые предлагает нам торговля под видом хозяйственных товаров, даже довольно симпатичное.
Валери Рот сказала:
— Этот Хилмар Хансен и производит освежители воздуха. Понимаете, господин Гиллес? Для туалетов, конюшен, хлевов и крематориев. И уже довольно долго. Правда, в 84-м году у него была небольшая неприятность. В телепрограмме «Монитор» рассказали об опасности, которую таят в себе некоторые соединения.
Гиллес думал о том, что побуждает женщину постоянно менять цвет глаз.
— Разразился скандал. Люди стали бояться этой продукции. Хансен и другие промышленники стали использовать новые соединения и вешать на свою продукцию ярлычок «Этот товар не содержит парадихлорбензола».
— Я понимаю, — сказал Гиллес. — А за что сидит Марвин?