— Жив твой Марвин. Ничего с ним не случилось.
В номере Мириам Гольдштайн зазвонил телефон. Она подняла трубку.
— О, Мари Гольдштайн, — произнес женский голос. — Это замечательно.
Женщина говорила по-французски.
— Что замечательно? — спросила Мириам тоже по-французски.
Над домом раздался гул. Мириам выглянула в окно и увидела над башнями Немецкого банка самолет. Рев мотора стал очень громким.
— Добрый день, — кричал женский голос. — Мэтр Гольдштайн!
— Да. Это самолет. Что замечательно?
— Что я так быстро нашла вас. Мсье Виртран сказал, что вы сегодня будете во Франкфурте. «Франкфутер Хоф» — первая гостиница, в которую я позвонила. И мне сразу повезло. Могу я передать трубку мсье Виртрану?
— Пожалуйста, Изабель.
— Ne quittes pas![2] — ответила Изабель.
Они всегда так говорят, подумала Мириам.
Раздался мужской голос:
— Это Герард Виртран. Здравствуйте, Мириам!
— Здравствуйте, Герард!
— Вы уже были в суде?
— Да.
— И что? Вы можете что-нибудь сделать для Маркуса?
— Герард, наш друг Маркус Марвин скончался.
— Нет! — в отчаянии вскричал Герард.
— Это действительно так, — сказала Мириам.
— Mais, pour la grace de Dieu,[3] почему? Что произошло?
— Он отравлен.
— Но он же в тюрьме!
— Он и был отравлен в тюрьме.
Мириам услышала, как он повторил ее последние слова, а затем послышались взволнованные женские голоса. Потом Виртран заговорил снова:
— Послушайте, Мириам, это… это… гнусно! Почему? Почему его убили?
— Понятия не имею, — ответила она. — Я была у прокурора, его зовут Ритт. Ему позвонили по телефону. Ритт был очень напуган, сказал только, что Марвин мертв, отравлен, и помчался в тюрьму, в пригород. Велел мне отправляться в гостиницу и ждать его звонка.
— Ужасно. Не могу поверить. А вы верите в это?
— Увы…
— Мы прилетим ближайшим рейсом, Мириам! Дождитесь нас, пожалуйста, в гостинице или оставьте информацию, если уйдете. Я не знаю, когда вылетает ближайший самолет, но в любом случае через пару часов мы будем во Франкфурте.
— Что значит «Марвин жив»? — переспросил Эльмар Ритт. Ошеломленный и обескураженный, он наконец-то заговорил нормально. — По телефону…
Старший комиссар с фиолетовыми губами кивнул.
— Этот идиот Вертер в первый момент, когда поднялась паника, назвал директору только блок, этаж и номер камеры. В камере сидели Марвин и Энгельбрехт. Директор смог установить это сразу, в своем кабинете, взглянув на план размещения камер. Он позвонил прокурору Энгельбрехта и тебе, чтобы обрадовать, что ваши клиенты умерли. Мне очень жаль, дружище, что тебя неверно информировали.
Голос Дорнхельма снова стал тихим и мягким.
— Прости, что наорал на тебя. Сорвался… Хансен снимает свои обвинения. Заявил, что не считает себя потерпевшим. Два свидетеля лгут. Черт бы побрал все. Потом позвонили из Мюнхена — из-за одного свинства, устроенного нацистами.
— Ты ужасно потеешь. Взгляни на меня. Я потею? Нет. Не надо принимать все так близко к сердцу, дружище.
— Брось, старина. Зачем ты тогда сидишь здесь, собственно говоря? Тебе нечем заняться?
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Здесь мои люди. Первоклассные специалисты. Крепко знают свое дело и все делают правильно… если знают, что старый дурак рядом.
— Какой старый дурак?
— Я! — Дорнхельм ухмыльнулся. — Ты и представить себе не можешь, что здесь творилось! Директор говорит, сплошной хаос. Пока не нашли врача. Да, еще около четверти часа слушали его нытье. Потом он вошел в камеру. Оба мужчины были давно мертвы.
В помещении пахло пылью, по́том, старыми бумагами. Лицо Эльмара Ритта вновь залилось багровым румянцем. Он судорожно сглотнул.
— Оба мужчины? Какие?
— Энгельбрехт и Монхаупт.
— Я сойду с ума, — простонал Ритт. — Энгельбрехт и — кто?!
— Монхаупт. Траугот Монхаупт.
— А кто это — Траугот Монхаупт?
— Уборщик. Он принес посуду с едой.
— Так почему же он умер? — снова заревел Ритт.
— В его желудке была обнаружена отравленная диетическая еда из гостиницы, дружище.
— Каким образом этот… как бишь его… как он, — Ритт застонал. — Энгельбрехт пригласил его пообедать?
— Об этом я тебе и говорю, дружище. Невозможно смотреть, как ты потеешь.
— Как это Энгельбрехт пригласил Монхаупта пообедать?
— Спокойно, спокойно. Возьми себя в руки. Это необходимо. Ты слышал, что инфаркт миокарда «молодеет» с каждым годом? Я где-то читал об этом. Итак, смотри: Энгельбрехт получает свою жратву, приглашает Монхаупта. Тот, естественно, рад до безумия. А через пару минут оба мертвы.