Все разбрелись к зеркалам.
Стукнула дверь, зеркало отразило Арсения Михайловича — кисть его руки была забинтована.
— Все кончилось относительно благополучно, — сообщил он. — До утра Николая оставили в больнице. Остальным ввели противостолбнячную. У меня вывих. Вправили, вправили, — успокоил он. — Теперь уже не смертельно, — и улыбнулся.
— Можно у тебя вазелинчик? — спросила Глаша, подойдя к Алёне, и, перешагнув через длинную лавку, присела рядом. Она зашептала Алёне: — Предлагаю: все суточные — в общий котел и выделить пай Сашке, понятно?
Алёна молча кивнула.
— Ну и денёк сегодня — кошмар! — воскликнула Глаша и тихо сказала: — Поговори с Евгением и Джеком, остальным я уже… — и опять громко, для всех, пожаловалась: — Будто меня обмолачивали на току! — Перешагивая через лавку, опять наклонилась к уху Алёны: — Сашку поставим перед фактом. У него же самолюбие… вроде твоего…
Возле гипсовой фигуры с веслом их ждали три девушки, освещаемые фонариком Радия: Алёна узнала в них Таню и Любу, а третья — высокая, в цветастом платье, с пышными светлыми волосами до плеч, была незнакома.
При свете того же фонарика торопливо перезнакомились — высокая оказалась женой Радия. И шествие «при фонарях» двинулось.
Засмеялись, заговорили о сегодняшнем концерте и, конечно, о великой битве. Алёна, помня о Глашином поручении, взяла под руку Женю и отвела чуть в сторонку. Он понял её с полуслова:
— Ну, ясно! О чем разговор?..
Отпустив Женю, она среди идущих отыскала Джека, так же взяла под руку и чуть задержала. Они оказались позади всех.
— Чем обязан вашему вниманию, сеньора?
— Ладно, не дури! Понимаешь, для Сашки-то нет «единицы». Мы решили — все суточные в общий котел… и Сашку включить…
Джек пожал плечами.
— Мне-то он зачем нужен? Не в деньгах вопрос, это наплевать, но роли мне и самому нравятся. И кто это — «мы решили»?
Алёна выдернула руку, остановилась. Джек остановился тоже. Она пыталась унять возмущение, найти слова, чтоб объяснить, как необходимо сейчас Сашке работать, почувствовать себя нужным и близким, но не успела.
— А ты? — насмешливо бросил Джек. — Подкуплена комплиментарным отзывом? Удивляюсь тебе…
Алёна ахнула и, ещё не успев подумать, ударила Джека по лицу. Он выронил чемоданчик, двумя руками схватил её за руку повыше локтя и сжал так, что она чуть не вскрикнула.
— Подлец! — выдохнула она в его взбешенное лицо и пригрозила: — Пусти — закричу!
— Эй, ребята! — позвал Олег. — Что там у вас? Не отставайте — тут чёрт ногу сломит!
Джек медленно разжал руки:
— Ты ещё за это ответишь…
На фоне светлого пятна, бежавшего впереди по дороге, осторожно двигались чёрные фигуры. Пыль, словно дым, курилась из-под ног. Алёна кинулась догонять.
«Ну подлец! И что это за денёк сегодня выдался? А как же теперь с Сашкой?»
— Ты что отстала? — спросил её Олег и взял за руку. — Что-нибудь случилось?
— Потом.
Алёнка шла за руку с Олегом, но внимание её все время рассеивалось. Она то прислушивалась к общему разговору, то к неровным шагам Джека. Он брёл позади, спотыкался на избитой дороге. Становилось жаль его какой-то брезгливой жалостью: «Он подлец, а я? Нечего сказать: метод „воздействия“». И опять не давала покоя мысль о Сашке.
— …А папа говорит, что мерзавцы друг друга держатся, а мы против них пытаемся в одиночку, — выпалила Люба.
— Потому и надо организованно действовать, всем вместе, — сказал Радий.
— Сегодняшний случай — наглядное тому подтверждение. Давать отпор и тем воспитывать — «мыть, тереть и чистить», как сказал Ленин.
«Это Чалых, его голос», — подумала Алёна.
— Восточная пословица гласит, — мягко вступил Арсений Михайлович, — «кто рассчитывает на год вперёд — сеет рис, кто рассчитывает на десять — закладывает сад, а кто рассчитывает на сто лет, тот воспитывает людей».
— Мудрая пословица! — воскликнула Глаша.
— А не впадаем ли мы в идеализм: как же без экономической базы? — вдруг изрек Женька.
— Народная мудрость, как правило, не страдает идеализмом, — с улыбкой ответил Чалых. — Нельзя понимать буквально: мол, необходимо заботиться только о рисе, о хлебе, о садах, о тяжелой и легкой промышленности. Но всё это делается человеком, и не только руками, а и головой, и сердцем. Когда труд станет потребностью для всех, хлеб, сады, машины и все остальное будет даваться людям без авралов, без понукания. И без очковтирательства.