Вечером было собрание курса. Выбрали профоргом Валерия Хорькова, старостой — Глашу, помощником старосты — Сережу Ольсена. Он был из другой группы, и Алёна почти не знала его.
Потом комсомольцы остались выбирать комсорга, а Алёна отправилась в общежитие.
Никогда после работы в типографии и вечерних занятий в школе не чувствовала она себя такой разбитой, как сейчас. А ведь восемь часов занятий шли не подряд, а с переменами, собрание длилось не больше получаса. Нет, она не просто устала, она была подавлена. Что работа артиста требует всей его жизни, Алёна воспринимала скорее как некое образное выражение. Теперь это представление уступило место другому. Талант развивается из чувства любви к делу, постоянно напряженный, утомительный труд — работать, работать и работать!
Вот и сейчас не валяться на кровати, а выписать в тетрадку слова с буквами «г» и «в», подготовить этюд, или вспоминать все мелочи одежды Галины Ивановны, или дышать, или ходить с воображаемым стаканом воды на голове. Алёна вскочила как ужаленная: то, что она все время безотчётно старалась задвинуть в темный угол сознания, будто укололо в самое сердце. Ведь только полная бездарность могла так оскандалиться, не ответить, какое на Глаше платье! За минуту до этого сидела с ней рядом, а на ритмике шла следом за ней по кругу и смотрела на её крепкую загорелую шею в вырезе василькового платья! Вот тогда надо было вспомнить ритмику — тупица! Самое скучное должно стать дорого — выговаривание слов «груз, гавань, прогулка, гитара» должно стать дорого! Да о чём ещё думать после такого чу́дного выступления. С силой взбив кулаком подушку, Алёна уткнулась в неё лицом. Из коридора донеслись знакомые голоса, и она постаралась принять спокойную, не выражающую отчаяния позу.
Со смехом распахнув дверь, вошли Агния и Глаша.
— Ты что это возлежишь? — И, не дождавшись ответа, Глаша задала новый вопрос: — Тебе кто из наших мальчишек больше нравится?
— Никто!
— Здрасьте! А чего злишься?
— Дурацкий вопрос.
Глаша многозначительно свистнула и подмигнула Агнии.
— Ты, Алёнка, дурёха! — Агния присела на край кровати, слегка оттеснила лежавшую Алёну. — Ужасно неустойчивый товарищ. Молчи. Мы ещё во время экзаменов заметили: чуть что не так, и ты сразу — у-ух! — при этом Агния, высоко подняв руки, стремительно бросила их вниз почти до полу, — впадаешь в полное самоуничтожение. Молчи! Мы с Глашей постановили: дурёха! Ведь Анна Григорьевна сказала, что так было бы с каждым из нас, и мы тоже на себе проверили.
— Не смей воображать, что ты хуже всех! — воскликнула Глаша.
— Да я вовсе…
— И ещё не воображай, что если ты молчишь как мумия, так мы ничегошеньки не видим. У тебя слишком выразительная физиономия — все пропечатывается целиком и полностью! — Глаша, помахивая чайником, приказала: — А ну, слетай за кипяточком! Поужинаем — и спать. Выясняется, что высшее образование весьма утомляет.
Алёна схватила чайник и выбежала из комнаты.
Только начала спускаться по лестнице и вдруг подумала: «Трудно, но можно выучиться правильно дышать, говорить, ходить со стаканом на голове… — Она постаралась идти плавно, будто стекая по лестнице. — ещё труднее, но всё-таки можно научиться бороться с недостатками собственного характера, но ума и таланта если нет — так нет!»
Все говорят: «изображать чувство», «показывать чувство», а что это значит? Ведь главное у актёра — чувство. И как от действия получится чувство? Хоть бы понять! Дура! Ни одной мысли толковой!
Алёна увидела поднимавшегося навстречу ей Сашу Огнева — вот кто, похоже, талантливый и умный. Захотелось поговорить с ним… спросить, что он думает про чувство и действие? Только с чего начать? Они уже оказались на одном марше, в поднятом на неё взгляде тёмных глаз Алёна уловила веселое внимание и поняла, что сейчас он сам заговорит с ней. Саша вдруг подался к перилам и загородил ей дорогу.
— Я хотел спросить…
Они стояли друг против друга — Саша был высок ростом, но и Алёна не маленькая… Стоя двумя ступеньками ниже, он вынужден был смотреть чуть вверх. Может быть, от этого взгляд его показался Алёне взволнованным.