— При чем здесь это? Я же не оправдываю…
— Ты ведешь какую-то соглашательскую линию! — перебил Олег.
— Но нельзя же отшвыривать Лильку! — перебила его Алёна.
— Что значит — отшвыривать? — махая стиснутым кулаком, точно заколачивая гвозди, сказал Женя. — Хватит индивидуального шефства — пусть с ней возится институтская общественность.
— Какая общественность? При чём тут общественность? А мы кто? Я не оправдываю Лильку, но и вы не хотите понять…
— И не хочу понимать! И завтра не хочу завалить экзамен из-за этой… — Глаша всхлипнула, — аморальной личности! — Глотая слезы, решительно вытерла лицо. — Хватит!
Алёна долго тогда не могла уснуть. Она не отличалась особенным мягкосердечием и даже часто подтрунивала над Агнией, которой всегда всех было жалко. Но случалось, что жалость, как болезнь, поражала Алёну и неотвязно мучила, заставляя напряжённо искать: чем, чем помочь? И эта вот острая жалость к Лиле не проходила. Не раз уже Алёна заступалась за неё, оправдывала её перед Глашей — но сегодняшнюю выходку даже обсуждать нельзя, до того отвратительна. И всё-таки Алёна чувствовала, что несчастье Лили, обманутой, обиженной самыми дорогими ей людьми — отцом и матерью, чем-то страшнее даже горя Вали Красавиной, у которой родители погибли во время войны. Память о них осталась у Вали светлой. А у Лили… Родные отец и мать довольны, что их дочь не с ними… На летние каникулы — отец купил ей путёвку в санаторий, до этого на несколько дней она должна заехать к нему в Калининград, а после санатория, тоже дней на десять-двенадцать, — к матери. «Её любят, заботятся, — любила говорить Полина Семёновна. — Лилечка ни в чём не нуждается». «А может быть, это как раз плохо, что ни в чём не нуждается?» — подумала вдруг Алёна, вспоминая, как глупо Лиля транжирит деньги, не старается учиться, потому что стипендия ей не нужна, и вообще живёт как-то… безответственно. «Да, — решила Алёна, — вот бывает горе, хоть большое, а чистое… А у Лильки… Вот уж кому наплевали в сердце! Нет, — засыпая, сказала себе Алёна, — надо её вытаскивать».
Однако, несмотря на все усилия Алёны, примирения Лили с «колхозом» не состоялось. Лиля заупрямилась, к зарубежной литературе не готовилась, на экзамен прийти побоялась, с помощью Клары добыла справку о болезни, и остался у неё «хвост» на осень.
Прочитав письмо, Алёна почувствовала, что надо Лильке помогать. В первый момент стало жаль уезжать из дому на шесть дней раньше. Но чем дальше, тем больше она думала об отъезде, тем сильнее он её манил. Представлялась скорая встреча с товарищами, педагогами, конечно, больше всех — с Соколовой… И ещё одно обстоятельство приятно волновало. Во время сессии Алёна как-то вечером забежала к Лиле. Квартира была полна гостей. Слышалась музыка, в открытую дверь в конце коридора Алёна увидела танцующие пары.
— Раздевайся и оставайся! — Лиля старалась стащить с Алёны пальто.
На Алёне была старая юбчонка, перелицованная из материнской, и ситцевая блузка. А танцевать хотелось до смерти. И Алёна поторопилась убежать.
Теперь у неё будет в чём пойти на любую вечеринку: Петр Степанович подарил ко дню рождения крепдешин на платье — красивого вишнёвого цвета. Вчера ходила на примерку — очень красиво получается.
Нетерпение охватило Алёну, даже оставшиеся до отъезда дни стали казаться бесконечными, и тревожило одно: вдруг не удастся уговорить мать?
— Плохое написали в письме или хорошее? — спросил Лёша после обеда, помогая Алёне складывать бельё в корзины, чтоб полоскать на речке.
— Как тебе сказать?.. — Алёна посмотрела на его серьёзное смуглое личико. — Это от Лили Нагорной. Я тебе говорила про неё, она очень просит приехать пораньше — не подготовиться ей самой к экзамену.
— Когда пораньше? — спросил Лёша, и в его голосе Алёна услышала тревогу.
— Видишь ли, — не отвечая прямо, начала она. — Лилька такая несчастная… — И стала рассказывать о Лиле, обо всём, что пришлось ей пережить в детстве, о её одиночестве.
Лёша слушал внимательно, но ничего не сказал. Тогда Алёна поделилась с ним своими опасениями, что мать не отпустит её. Мальчик опять промолчал. И только когда спускались к реке — Алёна, с двумя тяжеленными корзинами на коромысле, а Лёша с обычной базаркой в руке, — он сказал грустно, с недетской рассудительностью:
— Раз уж задумала ехать, с отцом поговори. Он сирот жалеет.
В это лето Алёна впервые заметила, что Лёшу тяготит её отношение к Петру Степановичу, и подумала, что сейчас братишка опять станет стараться расположить её к отчиму.