Альбия замерла в ожидании разгадки. Кто бы это мог быть? Кто был настолько безрассуден, что посмел вторгнуться в имение жрицы Весты? И с каким умыслом?..
Внезапно у неё перехватило дыхание. В какой-то момент воображение отказалось подчиняться разуму – им завладели одни лишь чувства, смятенные, неосознанные, порочные. Оно рисовало ей образ того, о ком она всё чаще думала в последнее время, образ, который она пыталась стереть из своей памяти и который неоступно преследовал её.
Глубокий вздох вырвался из груди Альбии.
Как смеет она, жрица Весты, давшая обет целомудрия, уступать столь возмутительным мыслям и столь преступным чувствам! Стоит запомнить раз и навседа: до тех пор, пока её обителью остаётся храм богини, ни один мужчина не завладеет её сердцем. Служение Весте – вот смысл её жизни, всё остальное ей чуждо...
Но отчего же тогда чувство тоски и тревоги рвёт на части её сердце? Отчего со дня той волнующей встречи, когда сильные руки незнакомца коснулись её тела, она испытывает одновременно стыд и странное, прежде незнакомое ей возбуждение? Вот и сейчас она едва сдерживает нетерпение при одном воспоминании о прикосновении тёплых мужских пальцев, о пристальном взгляде блестящих чёрных глаз и о тёрпком запахе молодого мускулистого тела...
Лай собак, пущенных по следу злоумышленников, приблизился к дому. Рабы о чём-то оживлённо переговаривались между собой. Скоро они будут здесь и они приведут того, кто посмел нарушить покой жрицы.
Альбия прижала руку к сердцу как если бы ему стало больно. Ей вдруг представилось, как она увидит истерзанное собаками, окровавленное тело того... О нет, во имя всех богов, пусть это будет не ОН!..
Вспыхнув, Альбия ладонями закрыла глаза. Она долго не отнимала их от лица, даже когда рабы подошли к экседре и несколько раз окликнули её. Она боялась разжать пальцы, боялась увидеть наяву ту страшную картину, которую нарисовало ей воображение.
– ...какая-то влюблённая парочка. Они и не подозревали, куда забрались для уединения. Когда мы их застали, они целовались, забыв обо всём на свете. Я велел отпустить их, госпожа, – наконец голос привратника вернул Альбии потерянное было ощущение действительности.
Она медленно опустила руки и тихо, с облегчением вздохнула. Кивнула привратнику, как бы поощряя его решение, и отпустила рабов. Они ушли, оставив её в одиночестве, и в саду снова воцарилась тишина.
Альбия смотрела на ночное небо и рассеянно поглаживала подбородок. Она думала о той парочке и пыталась понять, что должны чувствовать влюблённые, когда их блуждающие руки сплетаются в объятия и уста сливаются в поцелуе. Небывалое по силе волнение охватило её. Теперь её лицо дышало страстью; влажный чувственный рот с по-детски вздёрнутой верхней губой приоткрылся. Случайный наблюдатель, доведись ему в этот миг быть рядом с жрицей, увидел бы, как прерывисто дышала под лёгким одеянием ничем не стеснённая упругая девичья грудь.
Неизвестно сколько времени прошло с тех пор, как ушли рабы, и как долго длилось бы столь непривычное для Альбии состояние. Появление Бассы развеяло дерзкие и такие сладко-томительные грёзы девушки.
– Альбия, берегись ночной прохлады! Ты говорила, что недолго будешь гулять в саду!
Басса считалась самой старой и самой уважаемой служанкой в доме; когда-то она была кормилицей Альбии и по-прежнему опекала девушку, оставшуюся сиротой, с поистине родительской заботой.
– Ещё рано ложиться спать, правда? – робко проговорила Альбия, подняв на кормилицу свои прекрасные глаза.
Басса внимательно смотрела на неё, будто пыталась уловить какую-то перемену в ней.
– Пора, пора! Завтра тебе нужно встать пораньше, – нарочито строго ответила она. – Верно, ты забыла, какой день наступает.
– Ах! – Альбия всплеснула руками. – Ведь завтра – девятое июня! Праздник весталий!
Басса обняла её с ласковой улыбкой, и они вошли в дом.
Старая служанка пришла будить Альбию, когда рассвет едва занимался. В полумраке она разглядела лицо спящей девушки, её разметавшиеся по подушке локоны. Глубокая жалость объяла Бассу.
«Милая девочка, какой странный жребий выпал на твою долю! Когда-то я мечтала побывать на твоей свадьбе, понянчить твоих детей... Но твои родители избрали для тебя иной путь, и ты, ещё не осознавая, чего тебя лишают, с радостью ступила на него. Ох, Альбия, Альбия...»
Басса горестно вздохнула и задумалась. Временами, когда Альбия рассказывала ей о своей всепоглощающей вере и о том, какой свет несёт в её душу служение богине, Бассе казалось, что какая-то правда тут есть, что, возможно, тут сокрыто даже какое-то таинственное счастье, но понять это она не могла. Она принимала жизнь такой, какой видела: со всеми её трудностями и неожиданными поворотами, с обычными заботами и простыми, доступными всем смертным радостями. Любовь к мужчине озаряла её жизнь и эта же любовь внесла смысл в её существование, подарив ей самых дорогих людей на свете – её сыновей. Басса наблюдала за Альбией и гадала, случится ли в её жизни такое событие, которое пошатнёт её убеждения, заставит усомниться в вере и разочароваться в своём жребии.