И вдруг, точно по волшебству, в триклиний вошёл тот, кого все ждали.
Когда Альбия увидела своего спасителя – так она его мысленно называла – её охватило внезапное волнение, а сердце стало биться так сильно, что мешало дышать. Вопреки своим недавним мучительным сомнениям, она вдруг поняла, что не только должна присутствовать на пиру, но и хочет на нём быть.
На Марке Блоссие была светло-голубая туника с вышитыми серебром пальмовыми листьями и короткий паллий цвета индиго, схваченный на правом плече серебряной застёжкой в виде щитка. Загорелые мускулистые руки были украшены на запястьях широкими браслетами; на мизинце левой руки сверкал вправленный в золото крупный алмаз. Его волосы были, как всегда, тщательно зачёсаны назад; чёрные глаза блестели; на губах играла едва уловимая, загадочная улыбка.
Присутствующие приняли появление Блоссия восторженно; многие женщины потупили взоры. Марк возлёг на почётном ложе, рядом с хозяином дома, который, шепнув ему что-то на ухо, медленно встал.
С минуту в триклинии стояла тишина. Наконец Овидий задумчиво провёл рукою по волосам, чуть закинул голову и начал читать:
– Кто из моих земляков не учился любовной науке,
Тот мою книгу прочтя и, научась, полюби.
Знанье ведёт корабли, направляя и вёсла и парус,
Знанье правит коней, знанью покорен Амур...
Слушая поэта, Альбия чуть склонила голову и исподлобья взглянула на Блоссия. Встретив его пристальный взгляд, девушка смутилась и отвела глаза в сторону. Изо всех сил она старалась скрыть своё смятение и пыталась вникнуть в смысл тех стихов, которые ласкали её слух.
– Первое дело твоё, новобранец Венериной рати,
Встретить желанный предмет, выбрать, кого полюбить.
Дело второе – добиться любви у той, кого выбрал;
Третье – надолго суметь эту любовь уберечь...
Альбия закусила губу. «А вот я никогда не узнаю, что же такое любовь», – с грустью подумала она. И мысль эта показалась ей нестерпимой. Украдкой она оглядела лица возлежащих за столом людей. Женщины склоняли головы на плечи мужчин, томно улыбались, а в глазах у них было нечто такое, что ввергало Альбию в смятение.
– ...меналийские псы зайцев пугаться начнут,
Нежели женщина станет противиться ласке мужчины, –
Как ни твердит «не хочу», скоро захочет, как все.
Тайная радость Венеры мила и юнцу, и девице,
Только скромнее – она, и откровеннее – он.
Если бы нам сговориться о том, чтобы женщин не трогать, –
Женщины сами, клянусь, трогать бы начали нас...
Вопреки своему решению не смотреть на Марка Блоссия, Альбия как бы невольно вскинула на него глаза. Взгляд его чёрных проницательных глаз подстерегал, не выдаст ли она свою растерянность. Стихи Овидия не могли не возмутить юную деву Весты. Но Альбия более поспешно, чем ей хотелось бы, отвернулась от Блоссия.
– ... Силою женщину взяв, сам увидишь, что женщина рада.
И что бесчестье она воспринимает как дар... – продолжал между тем Овидий.
И глубокий голос его, и безукоризненная дикция, и стихи звучали приятно, так что бедную Альбию одолели сомнения: услышанное вызывало у неё негодование, тихий протест, но сама поэма показалась ей великолепной.
– ... Пусть же юношам вслед напишут нежные жёны
На приношеньях любви... – поэт выдержал паузу и затем торжественно закончил:
– Был нам наставник Назон!
Сразу вслед за этим раздался гром рукоплесканий. Отовсюду слышались возгласы: «Восхитительно! Неподражаемо! Какой изящный слог!»
– Имя Овидия Назона останется в истории римской литературы рядом с именем Вергилия Марона! – воскликнула одна из женщин.
– Выше Вергилия! – ответила ей другая. – Разве можно у Вергилия научиться таким любовным тонкостям, как у нашего Овидия?
– Милые мои, вы преувеличиваете мои достоинства, – возразил поэт со скромностью. – Хотя должен признаться, что за ваши рукоплескания я отдал бы всю славу Вергилия и Горация вместе взятых.
– Овидий! Овидий! – вздыхали поклонницы, изнемогая от восторга.
А до конца пира было ещё далеко. Рабы продолжали вносить новые яства, густые сирийские и тонкие италийские вина лились рекой. Звучала нежная мелодия флейт, звенели египетские систры, грохотали тимпаны. Перед глазами гостей появились танцовщицы с кимвалами в руках.
Альбия снова украдкой взглянула на Марка Блоссия. Увы, он больше не смотрел в её сторону – теперь его вниманием завладела очаровательная блондинка. От Альбии не ускользнуло радостно-взволнованное выражение лица красавицы и кокетливая улыбка на её губах. И весталка вдруг огорчилась. Как бы в поисках поддержки или утешения она обернулась к Кальпурнии – и тут же едва ли не в ужасе отклонилась от неё. Молодая вдова, забыв о её существовании, замерла в объятиях своего соседа, а с её губ срывалось непристойное воркование.