Столь пристальный анализ всех аспектов сегодняшней жизни нации обычно влечет за собой и пересмотр взглядов на историю, критику ее легенд. Джон Форд своим фильмом принял участие в этом процессе, хотя, нам думается, и не ставил перед собой столь точно сформулированную задачу. Он создал элегию, песнь о невозвратном. Но — объективно — он внес достаточный вклад в дело разрушения легенд.
В этом смысле можно говорить как о прямом предшественнике его картины о фильме Джона Хьюстона по сценарию Артура Миллера «Неприкаянные», вышедшем в 1961 году. Это отнюдь не вестерн — и не потому лишь, что действие происходит в середине нынешнего века, но и по самой теме, связывающей крах иллюзий главного героя — современного ковбоя Гэя (Кларк Гейбл) с жестокостью нынешних условий существования, по сути своей во много раз превосходящей жестокость жизни периода фронтира. И если при первом знакомстве с ним будущая его возлюбленная Розалинда (Мерилин Монро) искренне считает, что «ковбой — последний герой, оставшийся в мире», то к финалу эта ее убежденность развеивается в дым.
Гэй не смог стать не только Ринго Кидом, хотя ему этого очень хотелось, но даже и таким, каким предстал через два года с экрана Том Донифон, то есть человеком, уже ненужным новому времени, однако упрямо ни в чем не отступающим от кодекса ковбойской чести. Гэй хочет заниматься своей профессией, ему кажется, что она дает независимость? Пожалуйста, отвечает общество, пусть думает о себе так, как ему хочется, но оплачивать его иллюзии никто не будет. Он хочет ловить мустангов? Пусть ловит. Однако при этом помнит, что нужны они не для верховой езды, а для собачьих консервов. Он стремится, чтобы его предприятие приносило выгоду или, говоря современным языком, было рентабельным? Этого можно добиться, но, разумеется, без всякой романтики. И гоняться за мустангами нужно не на старомодной лошади, а на автомобиле с мощным мотором. Техника жестока в таком деле и заставляет быть жестоким тебя? Ну что ж, или перемени характер, или займись чем-нибудь другим.
Увы, возврата в легенду нет. Или ты будешь живым анахронизмом, неприкаянным и никому не нужным, или откажешься от романтических представлений. Том Донифон, человек другой эпохи, оказавшись в таком положении, поставил себя вне общества. Гэй на это пойти не мог, и авторы фильма дают нам понять, что он станет таким, как все. Но финал фильма Форда столь же грустен, как и финал картины Миллера и Хьюстона.
И в последующие годы американский кинематограф не оставил мысль о несостоятельности романтического героя, еще живущего в воображении многих. Она окрашивается во все более сатирические тона, доказательством чему служит фильм Джона Шлезингера «Полуночный ковбой» (1969). Там герой, который все еще убежден в неотразимости ковбойского обаяния, едет из техасской глуши в Нью-Йорк, чтобы продавать это обаяние за деньги богатым дамам, ищущим необычных развлечений, или гомосексуалистам — ему, в сущности, все равно, шел бы доход. Но оказывается, что весь его ковбойский антураж уже никому не нужен, как никому не нужен и сам герой изжившей себя легенды.