Закручинился Бобрёнок, запечалился. Распрощался с Ежом, отправился других мастеров искать.
Долго ли шёл, коротко ли, видит — на склоне оврага Барсук работает, глубокую нору когтями роет. Да так старательно! Песок в сторонку отбрасывает, стеночки зачищает, земляной пол утаптывает.
Думает Бобрёнок: «Вот бы мне такого старателя в товарищи!»
Подошёл поближе и просит:
— Барсук, а Барсук! Иди ко мне в помощники, я здесь поселиться хочу, дом строю!
— Ну, чего ж, — отвечает Барсук. — Давай, выручу.
Вернулись они к речке, к спиленным брёвнышкам.
— Делай, как я! — говорит Бобрёнок.
Столкнул он в воду брёвнышко, поплыл. Брёвнышко перед собой толкает, задними лапами гребёт, хвостом подруливает. Пригнал брёвнышко к тому месту, где плотине быть, начал между камнями пристраивать.
Барсук постоял, постоял на берегу, да и лапами развёл:
— Извини, брат, в этом деле я тебе не помощник. Норы устраивать — могу, ходы-выходы под землёй делать — могу, а вот плавать и нырять не обучен. Сам уж трудись…
Распрощался Бобрёнок с Барсуком, отправился нового мастера искать.
Долго ли шёл, коротко ли, видит — по зелёной поляне Медведь бродит, сладкие корешки выкапывает. Да как здóрово-то! Рванёт лапой — целый ком выворотит, камень попадётся — на сторону отвалит.
Думает Бобрёнок: «Вот бы мне такого силача в товарищи!»
Подошёл и начал упрашивать:
— Медведь, а Медведь! Возьмись мне помогать, я здесь поселиться хочу, жильё строю!
— Угу, — согласился Медведь, — это можно… Пошли!
Вернулись они к речке. Бобрёнок ещё несколько брёвнышек на плотину пригнал. Потом говорит:
— Делай, как я!
Начал со дна реки вязкий ил доставать, на плотину нашлёпывать. Хвостом, как лопатой, пришмякивает, разглаживает, закругляет.
Медведь от удивления на дыбки встал.
— Ну, — говорит, — в этом деле я тебе не помощник. Колоды переворачивать — могу, еловой коры надрать — могу, а вот плотину обмазывать — не гожусь. Хвост не дорос.
Совсем опечалился Бобрёнок. Уж если Медведь не годится в помощники, то кого же звать? Останется плотина недомазанной, хатка недостроенной. Зимой Бобрёнку жить негде будет…
Сидит он на берегу, горюет.
Вдруг — плюх, плюх, — слышно, плывёт кто-то по речке. Ещё один молодой Бобрёнок пожаловал!
— Ты куда?
— Место новое искать, хатку строить.
— Так давай здесь вместе жить!
— Давай!
И так принялись два Бобрёнка за работу — сразу дело пошло. И деревья свалили, и плотину поставили, и хатку построили. Быстрёхонько!
Папа нашёл мне бельчонка весной. Он валялся под большой сосной, где у белки гнездо. Может быть, белка перетаскивала его куда-нибудь и обронила. Я не знаю.
Мы с папой даже не заметили, что он слепой. То есть, мы видели, но считали, что он нормальный: ведь они все родятся слепыми. Мы его выкормили из соски. То есть, сперва он соску не брал, сперва мы его с пальца кормили: обмакнёшь в молочко палец, а он с него слизывает. А потом на бутылочку стали соску надевать, и он из бутылочки пил.
Он рос, рос, а глаза не открываются. Потом открылись, — и мы увидели, что они совсем белые: слепые! Мы не знали, что с ним делать.
Но он такой весёлый был и ласковый. Узнавал по голосу и папу, и меня. Войдёшь в комнату — он раз! — и вмиг у тебя на плече очучивается! А к папе всегда в карман залезал: нет ли там чего вкусненького?
Очень любил шишки, орехи. В лапках держит, зубками быстро-быстро работает. Три ореха съест, четвёртый про запас прячет. Только как прятал-то? Положит куда-нибудь в уголок между полом и стенкой и думает, что спрятал. Слепой. Думает, и все слепые. Не знает, что раз открыто лежит, — значит, у всех на глазах.
Слепой, слепой, а по всей квартире отлично бегал, ни на что не натыкался. Со стула на спинку кровати, с кровати на шкаф чересчур даже ловко прыгал; ни разу не было, чтобы сорвался или там вещь какую-нибудь уронил. Такой акробатист!
Вот только когда стул или там что-нибудь неожиданно переставишь, куда ему прыгать, — ну, тут прыгнет и шлёпнется. Слепой же ведь всё-таки. Нисколько не видел.
Вещи надо было всегда так передвигать, чтобы он слышал. Тогда он понимал и уж в пустое место не прыгал.
Ушами понимал. Уши у него были хорошо зрячие.