И потому мы предлагаем:
Ушаны: считать нас своими друзьями и взять под защиту!
Кожаны: не обижать нас на зимовках в пещерах!
Ночницы: строить и развешивать для нас летом дуплянки!
Хором: а пугливых людей просим не пугаться нас. Мы страшны только для комаров!
Жалуемся! Оскорбили словом и действием! Кого обзывают мерзкими тварями? Нас, жаб! Мы отвратительны, мы опасны, мы — жабы. Почему на руках бородавки? Мы, жабы, виноваты! А раз так — бей жаб!
А ведь мы пользу приносим, поедаем слизней, личинок, гусениц! И бородавки на руках совсем не от нас. И не такие уж мы уроды — у нас чудесные золотистые глаза!
Не по нраву вам наш вид, так хоть дела уважайте!
Сижу на ветке ольхи. Вижу, идёт к моей ольхе старый лось. Огромнее, сильнее, смелее зверя нет. Прилёг лось под деревом отдыхать.
Вдруг слышу вдали — зверь. Я давай кричать на весь лес:
— Медведь, медведь, медведь!
Лось и не шелохнулся.
Медведь прошёл стороною. Стало тихо, да ненадолго: слышу — вдали человек. Я давай кричать на весь лес:
— Охотник, охотник, охотник!
Лось едва ухом повёл.
Охотник прошёл стороной. Опять стало тихо.
Вдруг слышу — овод жужжит. Да прямо под мою ольху — к лосю.
Тут лось как вскочит да бежать! Только сучья под копытами трещат.
Вот кто лосю больше всех страшнее — кусачий овод!
— Ты, Лось, отчего приплясываешь, ушами потряхиваешь?
— От горя, матушка, от горя. Комары-кусаки житья не дают… А сама-то ты, Мышь летучая, отчего в воздухе пляшешь?
— От радости, батюшка, от радости. Я этих комаров на лету хватаю, живьём глотаю, крылышки выплёвываю. Тебе от них — горе, а мне — радость великая!
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я, Мышка.
— Вот смешно! Мышка, а жить высоко устроилась, на кустике!
— А я не простая Мышка. Я Мышь-малютка, хорошо лазать умею, со стебелька на кустик путешествую, семена собираю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне гнёздышко вить, как не на кустике?
— Терем-теремок, кто в тереме живёт?
— Я, Птичка.
— Вот смешно! Птичка, а жить на земле устроилась, в травке!
— А я не простая птичка. Я Пеночка, живу на чистых местах, на зелёных лугах, травяных насекомышей ловлю. Тут у меня и стол, и дом. Где же мне ещё гнёздышко устраивать?
— Скворец, Скворец, это чей такой дворец?
— Это мне люди построили. Я тут сад охраняю, от жуков да гусениц оберегаю.
— А почему же мне люди ничего доброго не делают?
— А кто ты такая, чем славишься?
— Я Землероечка.
— Ну и что?
— Так я же не меньше тебя работаю… Ты только жуков да гусениц ловишь, а я и улиток,
и слизняков,
и долгоносиков,
и жужелиц,
и личинок всяких,
хрущей
и даже мышей зубастых извожу!
Неужели я меньше тебя похвалы заслуживаю?
— Гляньте, гляньте!!. Ай, ай! Уж противный опять у какой-то птицы яичко стащил!
— Ти-шше… Болтуш-шка… Ничего я не стащил… Это яичко не простое, это яичко золотое… Из него ужатки маленькие выводятся!
Лето я провёл в пионерском лагере под Ленинградом. В день летнего солнцестояния мы собрались в поход. Вышли в семь часов утра — солнце только-только показалось над горизонтом на востоке.
Лесная тропинка то и дело поворачивала, виляла. Мы запели: «Вьётся вдаль тропа лесная…»
Пахло цветущей черёмухой. Пели на деревьях птицы: трясогузки, каменки, серые мухоловки. Громко трещала иволга, высовывая головку из дупла. В дупле было её гнездо.
На ёлке мы увидели дятла. Он оторвал лапкой шишку, вцепился в неё коготками и понёс её в свою «кузницу» — расщелинку в стволе ели. Зажал шишку в щели, разбил носом, выклевал из неё все семена и полетел кормить ими своих птенцов. Птенцы дятла молча сидели в гнезде и терпеливо дожидались родителей. Хорошо им было в круглом гнёздышке под еловой лапкой.