Подбежал, да так и ахнул: мыши-то мыши, да не наши, — видно, заграничные. Что за шубы на них надеты! Не серые, а разноцветные: спина ярко-рыжая, перёд белый. А у самой толстой тётки ещё посередине спины чёрная полоса. Вот что значит заграница!
— Как тебя, тётенька, зовут? — спросил мышонок.
— Тише! Тише! Нас могут услышать. Говори шёпотом. Как я. Меня зовут полевая мышь.
— А как ты приехала сюда из заграницы?
— В соломе, на грузовике. Больше ничего не спрашивай: нас могут услышать.
«Ну и трусиха», — подумал мышонок.
Зато вторая мышь, самая большая и самая длиннохвостая, оказалась смелее.
— А я сама сюда прибежала зимовать, — сказала она. — Я лесная мышь. Но сейчас в лесу голодно. А летом благодать: ягоды, семена, жуки, червяки. Хватай да ешь. Повезёт, и птицу на обед поймаешь!
— Ну и тётка! Живых птиц хватает! — ужаснулся мышонок.
И на всякий случай он отбежал в сторонку. Там сидела самая маленькая мышь. У неё были смешные коротенькие ушки и очень тоненький хвостик.
— Ты умеешь лазать? — спросила она мышонка.
— Умею. Я раз залез по занавеске до самого потолка.
— А я лазаю по травинкам и по кустам. Меня зовут мышь-малютка. Смотри, как я полезу.
Тут она стала взбираться по тонкой жердинке. Лапками цепляется, хвостиком вокруг жердинки обвивается и всё вверх да вверх!
— Ловко! — крикнул мышонок.
А мышь-малютка уже на самой верхушке жерди.
— У, ю, ю! Вот где я!
Мышь-малютка гордо оглянулась по сторонам. Но вдруг вздрогнула и замерла от ужаса.
Мышонок почувствовал, что она видит что-то такое страшное, чего и вообразить невозможно. И он задрожал всем телом.
— Ласка! — пискнула мышь-малютка.
Полевую и лесную мышь как ветром сдуло. А мышонок растерялся, заметался из стороны в сторону и не успел скрыться от врага.
Белый, тонкий зверь с острой мордой и злющими глазами бежал прямо на него.
Мышонок помчался во весь дух: мимо жердей, по разбросанному сену, через доски… Ласка не отставала. Мышонок пробежал между кирпичами. Ласка проскользнула за ним. Мышонок юркнул в знакомый крысиный ход. Ласка — тоже.
Вот мышонок бежит уже под снегом, но ласка всё ближе и ближе. Нет, не уйти от неё мышонку: он уже выбился из сил.
Вдруг сзади что-то рухнуло. Мышонка обдало снежной пылью. Но он и не оглянулся. Он продолжал бежать и не заметил, что погоня прекратилась.
Конечно, мышонок так никогда и не узнал, чтó случилось. Прямо над крысиным ходом по двору проехал грузовик. Тяжёлое колесо примяло снег и завалило снежный туннель.
В родном подполье мышонок сейчас же подбежал к старой мудрой мыши и крикнул:
— Пра-пра-пра-пра-бабушка! Я их видел! Я видел заграничных мышей и заграничного кота — Ласку!
Собрались под Новый год у праздничной лесной ёлки звери и птицы. Кабаны пришли, лоси, волки, лисицы, зайцы. Филин прилетел.
В другое время передрались бы все, перегрызлись, а сейчас ничего, смирно сидят. Только страшные рассказы рассказывают.
— Хорб! Харб! Хряк! Хрю-хрю-хрюк!
Я свирепый кабан-секач. Так люди прозвали нас, молодых диких кабанов, за то, что изо рта у нас торчат два страшных бивня. Мы народ отчаянный. Даже людей не боимся, если нас — стадо, а человек один и без этого… как его?.. без хрю-хрю-хрюжья.
Только вот этой осенью случилось… Просто щетина дыбом, как вспомнишь! Свинство прямо, как напугали нас.
Шли мы стадечком — я и три молодые чушки — по лесу. Глядь, забор стоит. За забором — дача, окна досками заколочены. Кругом дачи — сад; яблони, дубы огромные. У нас слюнки потекли: жёлуди там на земле валяются, может, и яблоки. А люди в заколоченных дачах никогда не живут. Это мы хорошо знаем.
Пошли кругом забора, дырку в нём нашли.
Яблок на земле не оказалось, зато жёлудей — тыщи! И корешки какие-то сладкие — хрюк! — пресладкие! Мы всю землю в саду вспахали носами, как свиньи. Налопались — не продохнуть. И тут же под дубом легли маленько соснуть. Тишина такая — ни листик не колыхнётся.
Вот спим, пищу перевариваем. Такого храп-храп-храпака задаём, — сороки от нас шарахаются.
Вдруг — голос! Человеческий голос:
— Говорит Москва!
У меня сна как не бывало. Вскочил я. А он:
— Говорит Москва!