От бабки Вероники Маша вернулась в ужасе, трясущимися руками вымыла Кузьку в ванне и уложила спать.
На утро она побежала в районный отдел образования, потом в милицию. Там семья Ярочкиных была хорошо известна, неоднократно проверялась и считалась вполне сносной, хоть и неблагополучной. Рокотовой объяснили, что весь бред, который повторяет она сейчас, — домыслы больных старух и мальчика с обостренной фантазией, посоветовали не лезть не в свое дело и даже намекнули, что ей будет хуже, если не перестанет заботиться о том, что ее совершенно не касается.
Маша ушла, пригрозив в районо прокуратурой, а в милиции — службой собственной безопасности.
Хуже ей стало уже тем же вечером: в подъезде ее собственного дома ее избили и ограбили, а на прощанье посоветовали отправить Кузю Ярочкина домой. Прикладывая к кровоподтекам на лице лед и утешая, как могла, плачущего Тимку и испуганного Кузю, Маша, скрепя сердце, решила звонить Ильдару.
Ильдар Каримов был отцом Тимки. Они расстались трудно, но мирно, и все же обращаться к нему Маша не любила. Сыном Каримов не интересовался, хотя денег на его содержание всегда давал достаточно. А вот Машу вернуть он всегда был не прочь, если не в качестве жены, то хотя бы в качестве возлюбленной.
Каримов приехал быстро и, увидев разукрашенную Машу, пришел в бешенство. Выслушав ее рассказ и подробно выспросив приметы нападавших и тех, с кем она разговаривала в отделе образования и милиции, он приказал взять на работе три дня отгулов, детей в охапку и мотать на его дачу.
Через три дня Ильдар приехал за ними и отвез в город. На Машины расспросы он ответил, что Екатерина Ярочкина неудачно упала с лестницы и лежит в больнице с переломами обеих ног, инспектор районо уволена, на участкового и его начальника ночью напали неизвестные. Что же касается тех, кто напал на Машу, то у милиции появился очередной «висяк» в лице двух неопознанных трупов. Каримов намекнул, что пострадал и кое-кто из Кузиных постоянных клиентов, но Маше об этом знать необязательно.
В качестве благодарности Маше пришлось пойти с Ильдаром в дорогой ресторан, а потом он уговорил ее поехать в красивый номер фешенебельной по провинциальным меркам гостиницы. Утром Каримов спросил нежившуюся под пышным одеялом Машу, понравилось ли ей и не останется ли она с ним снова. Она честно ответила, что понравилось и что не останется, пообещала звонить, если что, с удовольствием поцеловала Ильдара в губы и поехала на работу, через полчаса забыв о нем до следующей встречи…
Вечером она зашла в больницу, где лежала Катька, и сообщила дрожащей от ужаса бабе, что Кузя пока будет жить у нее и чтоб та не смела к нему соваться. Катя, которая, «падая с лестницы», не только сломала ноги, но и разбила себе все лицо в сплошной синяк, только кивала, называла Машу благодетельницей и повторяла, что «больше ни в жизнь…»
И зажили они втроем: Маша и два ее сына, Тимур и Кузьма.
И вот они выросли.
Тимур был копией Ильдара: черноволосый, с большими темными глазами и смуглым лицом. В свои семнадцать лет он был уже рослым, широкоплечим и узкобедрым юношей, еще не полностью утратившим детскую нежность линий и от того похожим на молодого львенка.
Кузя тоже вытянулся, но остался тоненьким и бледным, совсем прозрачным. Почти совершенно белые кудряшки, грустные голубые глаза и мягкие губы делали его чуть похожим на девушку. Многие их одноклассники жили в окрестных дворах и помнили историю Ярочкина, некоторые пытались делать двусмысленные намеки на дружбу Тимура и Кузи, но пара расквашенных Тимкиным кулаком носов быстро всех успокоила. Кроме того, девчонки липли к названным братьям, как пчелы на мед. И если Тимка был к этому как-то по-детски равнодушен, то Кузьма умудрялся одаривать своим вниманием по несколько девиц одновременно. Когда Маша попыталась заговорить с пацанами о контрацепции, боясь, как бы какая-нибудь из «пчелок» не забеременела, Тимка заявил, что теоретически он все знает, а практически ему пока это не интересно и жаль тратить время на ерунду. Кузя же выразил готовность ответить тете Маше на все интересующие ее в этом плане вопросы.
8
Когда Маша допивала чай, Тимка вспомнил:
— Мам, слушай, а помнишь, Вась-Вась говорил, что хочет взять отпуск на огородный сезон?