— Тебе обидно? — тихо спросил Кузя, у которого отца от рождения не было — его зарезали в пьяной драке, когда мать была еще беременна.
— Нет, не обидно, — отозвался Тимур. — Я привык, что он есть где-то, но и нет его. Вот говорят, что парню отец нужен, а мне и мамы хватает. И тебя. Так что как отец он мне, вроде, и не нужен.
— А как?
— Мужик, говорю, он нормальный. Хотел бы я, чтоб он мне был, ну, другом что ли. Мы встретиться с ним договорились. Только маме не говори пока.
— Почему? — удивился Кузя, который уже собрался в красках живописать тете Маше сцену встречи Каримовых в лифте.
— Не знаю почему. Но чувствую, не надо пока. Ей и так забот хватает.
— Ладушки, — нехотя согласился Кузя. — О, а вот и трусы! Эти и купим.
11
Встречу Ильдар Каримов провел халтурно. Заказчик ушел слегка озадаченным, он привык видеть Каримова внимательным к деталям и всегда сосредоточенным. Но сегодня в глазах директора фирмы «Дэнтал Систем» был какой-то туман.
В этом тумане перед глазами Ильдара то и дело вставало смуглое лицо парня, его сына Тимура.
Бабушка Ильдара приехала в Ярославль из бедной татарской глубинки по вербовке — работать на торфодобыче торфушкой. Целыми днями таскала она тяжелую черную грязь, разливала ее в формы. Грязь сохла и превращалась в крупные кирпичи топлива для электростанции. Их снова надо было таскать и грузить в вагонетки, которые паровозик «Мотаня» увозил по узкоколейке.
Жила она в длинном бараке с земляным полом, носила по-татарски платок «на два конца» и по-русски понимала плохо. Замуж вышла за своего, за татарина, который в первый же год войны пропал без вести.
Сына Ахмеда воспитывала одна. Когда мальчик подрос, выделило им торфопредприятие маленький домик на улице с официальным названием «Пятая Новая», в народе называемой Шанхаем.
Ахмед выучился и работать пошел на новый завод дизельной аппаратуры. Женился на русской, а праздники отмечал и православные, и мусульманские, и советские. Пить так и не научился, но все равно умер рано, оставив старуху-мать и вдову с маленьким сыном Ильдаром все в том же покосившемся домике с печкой на грязной и старой улице Новой.
Ильдар был мальчиком самолюбивым и гордым. Авторитет создавал себе на шанхайских улицах кулаками, а в школе — упорством и упрямством. Работать на заводе он не хотел. После армии он легко поступил в университет и стал изучать физику. Учился все так же усердно, но совершенно без интереса и желания.
Весь его интерес и все желание сосредоточилось и воплотилось в одном: в Маше Рокотовой из параллельной группы. Тоненькая серьезная девушка с бледным лицом и каштановыми кудряшками всегда была не такой, как остальные. Вместо джинсов и мини-юбочек Рокотова носила взрослые костюмы и длинные платья. Но носила их так, что Ильдару казалось, будто на ней вообще ничего нет. Маша просто смотрела, и горячий татарин Каримов был готов кинуться на нее прямо в аудитории. Ему так хотелось бросить ее спиной на парту и разорвать длинное узкое платье с застежкой под горлышко.
Все произошло неожиданно, хотя Ильдар так долго этого ждал. Они праздновали Новый год в общежитии у однокурсников и как-то случайно, или не случайно, остались вдвоем. Маша убирала со стола посуду, а Ильдар курил, сидя у окна. Они одни не пили из всей компании: она вообще старалась никогда не пить, а он сохранил эту единственную дань мусульманским обычаям.
Маша подошла за очередной стопкой грязных тарелок и оказалась совсем близко к Ильдару. Он оставил сигарету в пепельнице и обнял девушку за бедра, развернув к себе. Черные дерзкие глаза смотрели на Машу снизу вверх, но взгляд их не был ни просящим, ни униженным. Он был жестким и настойчивым. Сильные руки сжимали узенькие бедра девушки.
Маша вдруг завела свои руки за спину и откинула голову, вытянувшись, как струнка. И он все-таки разодрал на ней платье.
Ильдар увяз, как в зыбкой трясине, увяз в этой любви на всю жизнь. И понимал, что главное, что влечет его, — это ее тело, уже опытное и умелое, несмотря на юный еще возраст. Его бесило то, что она такая опытная по сравнению с ним, он стремился насладиться ею досыта, чтоб любовь прошла, остыла. Он уговаривал друзей в общаге дать им приют, тащил ее вечером в парк, как-то раз увел в подвал прямо в университете…
О них пошли сплетни и анекдоты. Наконец, декан их факультета вызвал Каримова в свой кабинет и ударил по столу так, что телефон жалобно звякнул, а ручки и карандаши разлетелись по полу. Декан тоже был мусульманин и Ильдара хорошо понимал. Ходили слухи, что сам он имел целый гарем среди аспиранток, но Каримову приказал жениться.