— Витя, беги к Ирке Порышевой. Пришла Анина подружка, ищет ее друзей. Ты все понял?
— Да, Игорь Николаевич, — ответили в трубке.
Стольников прижал пальцем рычаг отбоя, набрал полную грудь воздуха, резко выдохнул и набрал длинный междугородний номер.
— Это Стольников. Она только что была у меня.
— И что? — так же, не здороваясь, спросил собеседник.
— Ничего, почти ничего. Но она знает, что именно пропало, сама проговорилась.
— Уже хорошо. Что еще?
— Она наследница Григорьевой по завещанию, пообещала все, что найдет в доме, передать мне.
— Нам известно, что она наследница, зачем она приходила?
— Просила помочь с похоронами, я отказал…
— Ну и идиот, — совершенно спокойно произнес собеседник.
— Но я думал, нам не надо лишний раз мелькать у нее перед глазами… — стал оправдываться Стольников.
— Ты думаешь не в том направлении, с ней надо дружить. Пойдешь на похороны.
— Хорошо. Может, уложить ее в постель, я бы мог…
— Только попробуй! Она любопытна. Докажи ей, что вернуть документы — это ее долг перед наукой и умершей подругой, — и они у нас в кармане.
— Значит, диск все же у нее?
— Если не у нее, то она точно знает, где его взять.
16
Ирина Порышева, красивая тощая женщина, была одета в кипельно-белый халатик, длиною больше похожий на блузку. Прямо из-под халатика начинались бесконечные ноги.
Маша представилась и вкратце объяснила цель визита.
Ирина выслушала напряженно и улыбнулась радостной крысиной улыбочкой.
— Ну, Стольников, ну дает! Чего это он вас ко мне-то послал?
— Сказал, что вы дружили с Григорьевой. Я должна найти ее подруг, которые хотели бы прийти на похороны.
— У Ани не было здесь подруг. А уж я — последняя, кого можно так назвать.
— Странно, — сказала Маша и двинулась к двери.
— Да ничего не странно, подождите, — Ирина схватила Машу за локоть. — Вы неправильно меня поняли. Я не была ее врагом, просто ни в коем случае не могла быть подругой.
Порышева усадила Машу в кресло у журнального столика, сама села напротив.
— Теперь это совсем уже не секрет: я была любовницей Цацаниди.
— А при чем здесь Аня?
— Вот и Аня тоже, — улыбнулась Ирина.
— Понимаю, он бросил одну из вас ради другой, какая уж тут дружба.
— Никого он не бросил. В этом все и дело. Мы обе были его любовницами, причем все трое делали вид, что никто ни о чем не догадывается. Я изображала, что ничего не знаю о Григорьевой, Аня делала вид, что ничего не знает о его романе со мной, а сам Цацаниди убеждал себя в том, что мы обе не в курсе положения дел.
— Так Стольников знал об этом и отправил меня к вам? — усмехнулась Маша.
— Об этом все знали. Да и что теперь, Костя умер, вопрос снят. Аню жаль, такая молодая, — сочувствие Ирины было, мягко говоря, неискренним.
— Как же он с вами двумя справлялся, да еще в инвалидной коляске?
— Отлично справлялся, по очереди. Да не с двумя. У него еще как минимум двое было. Это только те, кого я знаю. И в коляске он был только последние полгода, после инсульта. А так мужик был ого-го! — Ирина потянулась, как сытая кобра.
— Но ведь кроме мужских сил надо еще и средства иметь, чтобы столько любовниц содержать. Понимаю, академик был небедный, но все же…
— А он себя и не утруждал, за казенный счет свой гарем содержал. Кому работу, зарплату, кому квартиру, кому путевочку в санаторий. Мало ли. Но вот Анька, та его просто так любила, бескорыстно. А подруг ей заводить просто некогда было.
Тут дверь распахнулась, и на пороге возник мужчина в очень чистом, но невероятно мятом халате.
— Привет, — удивленно сказала вошедшему Порышева. — Знакомьтесь, Мария, это Виктор Горошко, наш ведущий хирург.
Если бы Маша искала актера на роль Карлсона, то непременно хотела бы видеть его таким, как Горошко. Хирург был круглым и сдобным, как пончик. Маленький, лысенький, он не шел, а подпрыгивал, словно мячик. И вообще, передвигался он с такой скоростью, будто у него где-то был вмонтирован моторчик.
— Я подруга Ани Григорьевой, — произнесла Рокотова. — Аня умерла, вот, я пришла сообщить…
Витя Горошко вдруг застыл, точно у моторчика кончился завод, потом закрыл лицо пухлыми ладонями и заплакал в голос. Две женщины смотрели на него, одна с изумлением, другая с легким пренебрежением.
17
Виктор, или, как он сам представился Маше, Витюнчик Горошко, был, по его словам, близким другом Ани Григорьевой. Очень близким. Он любил ее. Она его — нет. Объяснение между ними давным-давно состоялось, и Витюнчик смиренно занял при Ане положение задушевной подружки и мастера по дому на все руки. И вот теперь он добровольно снял с Маши почти все заботы о погребении.